У нее красивые светло-карие глаза, правда, чересчур сильно накрашенные. Как и пухлые губы, – наверное, у нее чудесная улыбка, если уж она до нее снизойдет. Но сейчас не тот случай. Она на меня не просто смотрит – она сверлит меня взглядом. Я чувствую, как она насторожилась. И знаю, о чем она сейчас думает, – это можно выразить одним словом. Я сглатываю, и ее взгляд становится прямо-таки хищным. Как у тигрицы.
– Не угодно ли вам снять обувь.
Вообще-то это должно звучать как вопрос, но здесь вопросительной интонацией и не пахнет. Карима не спрашивает, она утверждает, так ее обучили. Карима уведомляет, что мне угодно снять обувь. Меня охватывает гнев. Я чувствую, как он душит меня. Я мог бы сказать «волна гнева», но в голову приходит совсем не этот образ. Электрошок ярости – так будет вернее.
Конечно, эта реакция – перебор, происходящее никак не тянет на унижение или насилие, но задатки уже намечаются.Я лечу, чтобы опознать тело. Они нашли паспорт, но все же не уверены. Слева, в полуметре от меня, едет по резиновой ленте транспортера мой верный товарищ по путешествиям – маленький брезентовый рюкзак, который мирно спал на антресолях целых пять лет. Через мгновение поток гамма-лучей заставит его выдать все свои скудные тайны: ее фотографию, пару книг, которые я взял в поездку – «Илиаду» и «Одиссею» – и мобильник – средство связи с тобой, единственным реальным оправданием моей жизни.
Карима знаком велит мне пройти через рамку металлоискателя, усеянную лампочками. Роковой момент.
Она кусает свои красивые губы. Я предчувствую, что обязательно зазвеню, усилив подозрения Каримы. Угроза, которую я представляю для нее, выражается в одном слове. По спине у меня стекает пот. Ее пальцы крепко стискивают служебный телефон.