Ж А К А Н И
Перевод с фарси
В. Д Е Р Ж А В И Н А
С(Аз)1
Х16
Вступительная статья
и примечания
М. З А Н Д А
Оформление художника
Г. ФИШЕРА
118-66
ХАКАНИ
(11Я1-1199)
Наверное, жизнь каждого из больших поэтов, от самых древ
них, что известны нам, до самых современных, по-своему трагична. От Сафо и Овидия до Лорки и Анны Ахматовой, поэты, как репин
ские бурлаки, тянут на пропитанных потом и политых кровью лям
ках стихов баржу своих и чужих страданий. Мы вглядываемся при
стально и зачарованно в их лица, мы вчитываемся в то, что напи
сано ими — в наши мысли, наши раздумья... Но знаем ли мы хотя
бы даже только в лидо всех великих бурлаков человеческого горя
и человеческих страстей? Вот один из них — человек с длинным и необычно звучащим
именем Афзаль ад-дин Бадиль Ибрахим ибн Али Хакани Ширвани,
живший в далеком двенадцатом веке. Русский читатель почти не
знает его, хотя он — наш соотечественник: Ширван, где родился
поэт (отсюда и слово Ширвани — ширванец — в его имени), — это
часть Азербайджана, а столица Ширвана — Шемаха, где поэт про
вел большую часть жизни, — хорошо известна каждому из нас
с детских лет — ведь это родина шамаханской царицы Пушкина и
5
Римского-Корсакова. Хакани писал на языке фарси (или, как назы
вали его сам Хакани и его современники,— парси), непосредствен
ном и очень близком предшественнике трех литературных языков
наших дней — персидского, таджикского и фарси-кабули.
Вот почему
поэта знают и любят пе только азербайджанцы, но и те, кто гово
рит сегодня на этих языках,— персы, таджики, жители ряда об
ластей Афганистана, Пакистана, Северной Индии. Почему его любят? Разве можно ответить на этот вопрос? Кажется, еще никому и никогда не удавалось ответить на вопрос
о причине любви — чувство всегда иррационально, а попытка
объяснить его всегда рационалистична. Вероятно, можно было бы обойтись без этих нескольких стра
ничек предисловия и предоставить читателю сразу начать диалог
с поэтом, если бы Хакани относился к числу тех, кого можно понять
с первого взгляда, с первой строки. Хакани — трудный поэт, и тот, кто любит читать, лишь скользя
глазами по строкам и радуясь понятности и доступности смысла,
лежащего на поверхности, лучше пусть не листает эту книжку
дальше. Труден Хакани не потому, что жил почти восемьсот лет назад,
хотя, конечно, дистанция в восемь столетий затрудняет в какой-то
мере восприятие некоторых поэтических ходов и поворотов, звучав
ших в свое время, быть может, как злободневные намеки и ассо
циации, а сейчас воспринимаемых лишь как поэтическая игра. И не потому труден Хакани, что он стоял на вершине всего
круга знаний своего времени — от астрономии до теологии — и его
Эрудиция свободно и пластически выливалась в стихи, хотя до
сих пор некоторые термины и реалии его стихов остаются пред
метом ученых споров. Многие поэты прожили как бы две жизни — одну, внешнюю,
физическую, что ли, — жизнь заурядных чиновников, заурядных
сановников, заурядных служителей бога, и вторую, внутреннюю,
насыщенную непрерывным горением духа, которая и была их
6
истинной жизнью, жизнью-творчеством.