Каждое утро на протяжении многих летя появляюсь на грани травы и воды. Я убеждаюсь, что у теней отражений нет. Все это знают, но мало кто делает выводы.
«Моя коллекция затей... »
Моя коллекция затейпредставлена – в апреле, в мае. Свирелью я зову детей —они гуляют, ноль вниманья. Речитативом разольюсь,расплачиваюсь равнодушьем. Гуляю в садике цветущем,скучаю, сам себе дивлюсь.
Конус
1Новую плёнку он зарядив,вновь молчанью не вняв,вновь к моему лицу объективприставив, спросит меня:«Это ваш храм, да? а вон там —тоже?. . Ну хорошо,ты только ответь: тоже вода?море? или там что?Кустарник, шерсть, кизил или кровь?Она распускает ткань?А в чаше там бесконечная дробь,шифры двоичных тайн?Зачем этот свод и замкнутый свет?Зачем этот текст и зов?Где спрятан у этих женщин и девкассетный экскурсовод?А эти каменные столбысдавили кого? Христа?. . Что ж ты молчишь? Зачем встал ты,как сторож, здесь у крыльца?»Я отвернусь, пойду. А туристснова глядит в алтарь. Никто не покажет ему, как Улиссвыходит за Гибралтар. 2Весна опять подняла весло —сушить, а потом копать. Кому-то бросить велит ремесло,точить лемех и пахать. Когда же я наконец упруськилем в сухое дно,и пахарь вопросом прервёт мой путь:– Ты, чужеземец, кто?Привёз ли товары к нам иль плодыкакие-нибудь?. . И вообще:что за лопату странную тынесёшь на блестящем плече?Нет, это геодезист внизурейку выставил вверх. Ночью он изобразит в мозгуцепь этих твёрдых вех. Дверь заперла эта тварь, и тотв подъезде уснул подлец. В отель последний поезд идётот станции Лептон-Ленц. Введя дырявую ленту лициз перфоратора в кадр,сержант не видит, как быстрый Улиссвыходит за Гибралтар. 3Есть ли кто стерегущий здесьв кадре двоичную дробь?Кто дешифрует: кустарник, шерсть,скалы, кизил или кровь?Скатилась под землю четверть луны,следом спешит океан. Пеной в горле вскипели нули:она распускает ткань. Дверь заперла эта тварь, и тотв подъезде уснул подлец. В тоннель последний поезд идётсо станции Лептон-Ленц. И консул, выйдя из фильма убийств,«халтура», – пробормотал. Никто не видит, как лёгкий Улиссуходит за Гибралтар. 4Я знал, что в этом отеле вряд лимне суждено заснуть:пляшет «лампада» на тёмной веранде,хоть ноги могли разуть…Нет, это старый падре внизупердит, завернувшись в плед. Ночью он проявил в мозгуостатки двух липких лент. —Джон Леннон с Иконой в кадре повис,цветы возложив на алтарь. И консул, выйдя из фильма убийств,«халтура», – пробормотал.
«Что касается правил этой игры...
»
Что касается правил этой игры,то не в них суть. Не от них покачиваются мирыи в морях муть. И не я их придумал, и не ты,а они даны нам в виде еды,если же здесь будут едва видны,значит так, пусть. Мне вообще не надо, чтоб здесь был я,как волна боли. Только чьи-то с тонущего кораблявдалеке вопли. Это будет игрок или пусть моряк —всё равно – хоть игрек, хоть имярек. Пусть с обломком брига его на брегпринесли волны. Он пройдёт тропой чьей-то в снегу,забредёт в лес,потеряв мгновенно свою бедув забытьи мест,заметённых с опушки на ветру. Он увидит перед собой игрувышесказанную – и я не вру,я держу текст. Ухожу и прячусь к себе тудаза сугроб тёплый,где бормочет всякая ерундапод густой ёлкой. Что поделаешь? – наша жизнь трудна. Наши достиженья – одна труха. Для того игру и берёт рука,чтобы стать лёгкой. Что касается правил этой игры,то не в них вкус. Ни желаний, ни страха, ни вины,ни иных чувств,от Адама известных и доныне,слава Богу, не затронут они,если же и сбоку где-то даны,значит так, пусть. Это вроде того, как бы некий «он»размышлял:«Чем бы мнеразукрасить времени ветхий сониль препровождение?Вот хотя бы Плотин или Платон, —всё равно – из плоти он иль фантом,—мы его помучаем, а потомразрешим чтение. Нам вообще не важно, чтоб здесь был «я»,словно чья тварь. Сам себя направляя и пыля,пусть бредёт вдаль. А кругом засеянные поля,и уже косить-молотить пора. Кабы не всегда с кем-нибудь война,так совсем рай. Можно лечь с подругой в светлых садахи сплести взоры. Как послушное эхо, в её устахпить свои стоны. И до вечера целый день с утранаслаждаться тем, что дала судьба,поворачивая туда-сюдаинтерес сонный». —Если эти мысли столь же верны,сколь широк жест,то, переставляя фишки игры,я несу крест. Что касается правил, то их рядыперестраиваются, как под утро грибы,предлагая от страсти и дурнотымиллион средств. Тот, кто выпал из пасти свирепых волн, —пусть он спас минимумиз того, чем был, пусть стоит он голв бытии мнимом,—всё равно ему под любым угломможно видеть в звёздах добро со зломили разукрасить времени сонслабым днём зимним. Он заглянет в тёплую полынью,где дрожит пульс. И туда сосульку, словно слюну,протянул куст. А потом весною, уйдя в листву,потеряет вскоре и всю своюледяную твёрдость, – а я не сплю,я держу курс. Уползу и спрячусь опять в дырупод сугроб рыхлый,между тем как узенькую лунузаметёт вихремна востоке, в самом тёмном углу —и она серебром подсветит пургу,—для того луна и ведёт игру,чтобы стать рифмой. И коснётся правил этой вознимежду слов – перст. А потом коснётся влажных низинблиз её чресл. Он коснётся впадин смелой весны,и туда прольётся одно из них,от летучей тоненькой белизныудержав блеск.
Книгогид использует cookie-файлы для того, чтобы сделать вашу работу с сайтом ещё более комфортной. Если Вы продолжаете пользоваться нашим сайтом, вы соглашаетесь на применение файлов cookie.