МАЛЬЧИК У МОРЯ
БЕЗДНА
Целый день Сашук ревет. Мать кричит на него, даже шлепает, отец обещает «напрочь оторвать ухи». Сашук ненадолго затихает, потом снова принимается хныкать и канючить. Дядя Семен пригоняет к правлению старый «газон», в котором уже стоят ящик с продуктами и бочка с бензином. Рыбаки кидают в кузов свои сундучки, мешки, и тогда Сашук начинает реветь так горько и безутешно, что даже сам бригадир, Иван Данилович, удивленно оглядывается, подходит и опускается перед Сашуком на корточки.
— Ты чего нюни распустил?
— К-ктька, — захлебываясь, говорит Сашук.
Бригадир не понимает:
— Настя, чего он у тебя?
— Да ну, баловство! Собачонка своего везти хочет, кутенка. А куда его? И так мороки хватает…
Бригадир Иван Данилович нависает над Сашуком, как гора. Сашук затихает, беззвучно всхлипывая, смотрит на него снизу вверх, но, услышав слова матери, заводит снова:
— Ы-ы…
— Постой! — морщится Иван Данилович. — Гудишь, как бакан в тумане… Это он и есть?
Между ног Сашука стоит ивовая плетушка. В плетушке спит пегий щенок. Голова его перевешивается через край, щенок негромко, но внятно храпит.
— Ишь ты, — усмехается Иван Данилович, — притомился… Ладно, бери свою животину. Слышь, Настя, пускай берет, чего ты ребятенку душу надрываешь… Кутенок — не волк, и чай, артель не объест…
Сашук вскакивает:
— Дяденька Иван Данилыч…
— Нет, ты погоди. Ты сперва беги умойся. Какой из тебя рыбак, ежели ты весь в слезах да соплях?
Сашук мигом подбегает к колодцу, плещет из бадейки на лицо, выдернутым из штанов подолом рубахи утирается и, подхватив плетушку, бежит к машине.
— Готов, ревушка-коровушка? — говорит Иван Данилович. — Иди с мамкой. Ты, Настя, садись в кабину, а то за Измаилом дорога и из мужиков душу выбивает.
— То ж ваше место, Иван Данилыч…
— А ты после болезни.
Иван Данилович подхватывает Сашука под мышки, и вместе с плетушкой Сашук оказывается в кабине.
— За ручку не хватайся, выпадешь — костей не соберешь.
Мать сидит рядом с дядей Семеном, Сашук становится у окна и высовывает голову наружу.
Вокруг стоят ребята со всей улицы. Кто пришел отца провожать, а кто так — посмотреть. Они еще загодя начинают махать руками. Сашук им тоже машет. Немножко. Пускай знают. Они остаются, а он уезжает.— Все сели? — говорит Иван Данилович. — Поняй, Семен. Счастливо…
Дядя Семен что-то поворачивает, «газон» начинает трястись и трогает. Ребята, крича, бегут рядом, но сразу остаются позади. Мелькают избы, на повороте сверкает оловянное зеркало Ялпуха. И вот нет ни Ялпуха, ни изб, дорогу сплошными стенами обступает кукуруза, размахивает желтыми метелками и заглядывает в кабину.
— С нашими темпами, — говорит дядя Семен, — только на похороны. Цельный день собирались. Теперь вот ночью ехай. А по такой дороге и в день — не сахар.
— Дорога ничего, — говорит Сашукова мамка. — Как-то там будет?
— А что? Нормально будет.
— Ну да! А зачем этого уголовника взяли? Нужен он…
— А что? Парень как парень.
— Да ведь в тюрьме сидел. Небось туда зря не сажают…
— Кто в тюрьме сидел? — спрашивает Сашук.