ФЕЛИКС ЗАЛЬТЕН
ДЕТИ БЭМБИ
Царила торжественная ночная тишина. Спал лес, дремали деревья и кустарники, птицы спрятали головы под крылья, воздух начинающегося лета был недвижим. Стояла пора цветения, лес грезил, дыхание его было неслышным и ароматным. Если порой и раздавался печально-красивый крик совы или короткие, пронзительные вопли, которые время от времени испускал филин, то потом тишина становилась еще более глубокой.
Дикие звери: олени, лани, зайцы, с незапамятных времен вынужденные прятаться от людей в течение дня, бродили в темноте по лугам, прогалинам, просекам и в безопасности поедали пищу. Вовсю разбойничали лисицы, куницы, хорьки и ласки. Они нагоняли меньше страха, чем люди, и старались не попадаться им на глаза.
На небе еще блестели звезды, но они начинали меркнуть. Первый блеклый свет ранних сумерек разрежал ночную тьму, но от этого заметно светлее не становилось.
— Кто там ходит? — заверещала проснувшаяся сорока.
Ее подружка подняла голову, которую прятала во время сна под крылом, и сказала:
— Никто! Кто станет ходить в эту пору? Только начинает светать. Я ничего не слышу. Ни звука!
Внизу в кустарнике, зашушукались синицы:
— Нет, нет! Кто-то идет! Нас разбудили шаги! Ну и дела! Одуреть можно!
Черный дрозд прощебетал сонным голосом:
— Я тоже удивляюсь. В такую рань! В такую рань!
Пронзительно закричала сойка:
— Фалина! Ах, ах! Фалина с детьми!
Теперь забарабанил дятел:
— Добрая Фалина! — Он пронзительно засмеялся. — Глупая Фалина! Вот умора!
Он всех без разбора считал дураками, кроме самого себя, и барабанил, что было мочи, словно бил тревогу. Из гнезд выпорхнули вороны:
— Фалина, — закаркали они неодобрительно, — Фалина делает все, что прикажут дети! Ну и воспитание! Где это слыхано!
И улетели, хлопая крыльями.
В кронах деревьев зашевелились голуби:
— Ни с места! — предостерегали они друг друга. — Ни с места, пока не станет светло. Еще сидит в засаде сова! Еще охотится сыч!
Теперь все услышали тихие, осторожные шаги. На узкой тропе раздвинулись ветки.
Ветки гнулись под обильной росой, и шубки ланей, которые ежедневно здесь ходили, намокали от тяжелых капель.— Какой-то ты странный, Гено, — сказала Фалина сыну. — Почему тебе всегда так хочется лечь?
— Потому что я устал, — коротко ответил Гено.
— И ничего он не устал, — подала голос Гурри, которая всегда тесно прижималась к боку матери. — Я бы с удовольствием погуляла на лугу еще немножко.
— Ну и беги! — закричал Гено. — Беги! Кто тебя держит? Я устал, у меня глаза слипаются.
— Как же! — возразила ему сестра. — Так я тебе и поверила.
— Ну и не верь. — проворчал Гено.
— Дети… дети… — успокаивала их Фалина.
Брат и сестра поддразнивали друг друга. Они были совсем юными и еще только собирались освободиться от белых крапинок, которые прихватили с собой на свет Божий при рождении. Их рыжие шубки только начали менять окраску на более темную.
— Бозо и Лана наверняка еще гуляют, — жаловалась Гурри, — они никогда не уходят с луга раньше, чем мать позовет их.
Только ты никогда не ждешь! Но уйти так рано, как сегодня!. .