Читать онлайн «Трава, примятая сапогом»

Автор Аркадий Аверченко

Эпштейн Самуил Данилович

Трава, примятая сапогом.

Трава, примятая сапогом.

Мой Комментарий в конце.

Аркадий Аверченко

ТРАВА, ПРИМЯТАЯ САПОГОМ

- Как ты думаешь, сколько мне лет?- спросила небольшая девочка, перепрыгивая с одной ноги на другую, потряхивая темными кудрями и поглядывая на меня сбоку большим серым глазом...

- Тебе-то? А так я думаю, что тебе лет пятьдесят.

- Нет, серьезно. Ну, пожалуйста, скажи. - Тебе-то? Лет восемь, что ли?

- Что ты! Гораздо больше: восемь с половиной. - Ну?! Порядочно. Как говорится: старость не радость. Небось, и женишка уже припасла?

- Куда там! (Глубокая поперечная морщина сразу выползла откуда-то на ее безмятежный лоб. ) Разве теперь можно обзаводиться семьей? Все так дорого.

- Господи боже ты мой. Какие солидные разговоры пошли!. . Как здоровье твоей многоуважаемой куклы?

- Покашливает. Я вчера с ней долго сидела у реки. Кстати, хочешь, на речку пойдем, посидим. Там хорошо: птички поют. Я вчера очень комичную козявку поймала.

- Поцелуй ее от меня в лапку. Но как же мы пойдем на реку: ведь в той стороне, за рекой, стреляют?

- Неужели ты боишься? Вот еще глупый. Ведь снаряды не долетают сюда, это ведь далеко. А я тебе зато расскажу стих. Пойдем?

- Ну, раз стих - это дело десятое. Тогда не лень и пойти. По дороге, ведя меня за руку, она сообщила: - Знаешь, меня ночью комар как укусит за ногу! -Слушаю-с. Если я его встречу, я ему дам но морде.

- Знаешь, ты ужасно комичный.

- Еще бы. На том стоим.

На берегу реки мы преуютно уселись на камушке под развесистым деревцом. Она прижалась к моему плечу, прислушалась к отдаленным выстрелам, и снова та же морщинка озабоченности и вопроса, как гнусный червяк, всползла на чистый лоб. Она потерлась порозовевшей от ходьбы щечкой о шершавую материю моего пиджака и, глядя остановившимися глазами на невозмутимую гладь реки, спросила:

- Скажи, неужели Ватикан никак не реагирует на эксцессы большевиков?. .

Я испуганно отодвинулся от нее и поглядел на этот розовый ротик с будто чуть-чуть припухшей верхней губкой, посмотрел на этот ротик, откуда только что спокойно вылетела эта чудовищная по своей деловитости фраза, и переспросил:

- Чего, чего? Она повторила.

Я тихо обнял ее за плечи, поцеловал в голову и прошептал на ухо:

- Не надо, голубчик, об этом говорить, хорошо? Скажи лучше стихи, что обещала.

- Ах, стихи! Я и забыла. О Максе:

Максик вечно ноет, Максик рук не моет,

У грязнухи Макса руки точно вакса,

Волосы, как швабра, чешет их не храбро...

Правда, комичные стишки? Я их в старом "Задушевном слове" прочитала.

- Здорово сработано. Ты их маме-то читала? - Ну, знаешь, маме не до того. Прихварывает все. - Что же с ней такое?

- Малокровие. Ты знаешь, она целый год при большевиках в Петербурге прожила. Вот и получила. Жиров не было, потом эти... азотистые вещества тоже в организме не... этого... не входили...

- Бедный ты ребенок,- уныло прошептал я, приглаживая ей полосы.

- Еще бы же не бедный. Когда бежали из Петербурга, я в вагоне кроватку куклиную потеряла да медведь пищать перестал. Не знаешь, отчего это он мог перестать пищать?