Павел МОЛИТВИН
ТЕНЬ ИМПЕРАТОРА
Глава первая. Змееловы
По утрам император Кешо любил работать в Зале Алых Цапель. По утрам он бывал особенно раздражителен, и вид похожих на черное зеркало вод занимавшего половину зала бассейна, в котором цвели белые лилии и плавали ленивые золотисто-красные рыбки, действовал на него успокаивающе и умиротворяюще. Время от времени он прерывал доклад секретаря, ударяя длинной палочкой в серебряный гонг, и, подождав, пока рыбешки, размером с ладонь, словно выкованные из червонного золота, подплывут к краю бассейна, кидал им несколько щепоток сушеного мотыля из стоящей перед ним маронговой шкатулки, декорированной накладными решеточками из пожелтевшей слоновой кости.
Говорят, предшественник Кешо — император Димдиго, содержал трех алых цапель и получал удовольствие, наблюдая за тем, как те охотились за золотисто-красными рыбками. Стены зала до сих пор украшали искусные изображения алых цапель, бродящих по заросшему тростником болоту, но у Бибихнора Кешо никогда не возникало желания иметь во дворце этих непревзойденных охотниц за рыбами и лягушками.
Что бы ни болтали о нем злые языки, он вовсе не был жестоким. Во всяком случае, не был жесток без необходимости и, слушая доклад Чхолата о том, что в Пиете закончено формирование двух очередных дромад копейщиков, был далек от того, чтобы потирать руки от удовольствия. Разумеется, грядущая война с Саккаремом была неизбежна и его не могло не радовать, что подготовка к ней идет полным ходом, однако из этого ещё не следовало, что ему не давали спать лавры завоевателя. Нет-нет, будь на то его воля, он предпочел бы наслаждаться прелестями мирной жизни, но проклятая казна оскудевала с прямо-таки катастрофической быстротой, и все попытки наполнить её, не прибегая к грабежу соседей, оканчивались неудачами и лишь усугубляли бедственное положение дел…— О, несравненный, Амаша просит тебя принять его, — доложил Хранитель императорских покоев, с низким поклоном возникая на пороге зала.
Секретарь поморщился, Кешо, вздохнув, сделал ему знак подождать в приемной и потянулся за покрытыми воском памятными дощечками, на которых записывал то, что не желал доверять бумаге.
Начальник тайного имперского сыска был невысоким, чрезвычайно толстым мужчиной с плоским одутловатым лицом и резким пронзительным голосом, от которого у Кешо начинало порой отчаянно свербеть в ушах. Подобно большинству своих подданных, он не любил Амашу, за коим прочно укрепилось прозвище Душегуб, но, будучи человеком здравомыслящим, не мог не признавать его выдающихся способностей и потому скрепя сердце терпел подле себя. Более того, осыпал милостями и всевозможными знаками внимания, стремясь тем самым скрасить неприязнь, которую не мог ни перебороть, ни даже скрыть. Пытаться скрыть её от такого проницательного человека было бы, впрочем, пустой тратой сил, награды же Душегуб получал заслуженно и, зная, что к числу любимцев императора не принадлежит, без особых причин на глаза ему старался не попадаться.