Дорогая Марианна!
Я тебе пишу, потому что не знаю, как сказать по телефону про ужасное несчастье, мне самой до сих пор не верится, что такое могло случиться, в письме попытаюсь все рассказать по порядку, хотя в голове сумбур, и я не уверена, получится ли. А случилось вот что: Антонио четыре дня назад покончил с собой. Но это еще не все, потому что, чтобы сделать это, он открыл газ на кухне в своем офисе в субботу днем, когда никого из его служащих не было, а поскольку офис на первом этаже, газ заполнил весь низ здания, и когда священник-миссионер, собиравшийся подняться на шестой этаж к одной синьоре, чтобы поручиться за молодых южноамериканцев, которые хотели снять у нее квартиру, нажал на кнопку лифта, от электрического разряда произошел взрыв, как от страшной бомбы. Говорят, столб пламени поднялся по шахте лифта до самой крыши, обвалились полы второго этажа и даже поврежден фасад, две квартиры разрушены полностью, четверо пострадавших в тяжелом состоянии, а священник и профессорская чета на пенсии, что жила над офисом Антонио, погибли, и еще три человека ранены, но если бы не суббота, а главное – не солнечный день, что для Милана редкость, жертв могло быть гораздо больше. Мало того, что мы потеряли Антонио, потеряли таким ужасным образом, – тут еще и эта страшная трагедия, из-за которой газеты и телевидение выставили его в чудовищном свете, будто он какой-то преступник или террорист, но ясно же, он не представлял себе, просто не мог вообразить, что его такой личный, можно сказать, интимный поступок приведет к подобному кошмару, ко всем этим страшным жертвам, ведь все, кто его знал, могут подтвердить: он был самым добрым и уравновешенным человеком на свете, ты ведь знаешь, хотя в последнее время у него началась депрессия, он часто повторял, что не видит больше смысла в жизни, почти не разговаривал, из-за чего наше общение с ним постепенно свелось к нулю. Я пыталась объяснить все это полиции, репортерам и журналистам с телевидения, но это такой бессердечный народ, их интересуют только те подробности, которые укладываются в их штампованное мышление, подтверждают их версию о злом умысле, конечно, если не знать Антонио, такое можно предположить, ведь здание – прямо Бейрут какой-то или Югославия, как будто в него бомба или ракета попала, просто ужасно, что такое случилось. Мальчики, естественно, потрясены, правда, ведут себя по-разному, да они ведь разные и есть. Риккардо и до этого был взвинчен, у него проблемы в лицее, а теперь он выплескивает злость на Уто, глупость какая-то, говорит, это он довел отца до самоубийства, Риккардо, конечно, преувеличивает, он несправедлив к Уто, хотя отношения у них и в самом деле всегда были сложные, и бедного Антонио это страшно мучило. Ты ведь знаешь, он Уто очень любил и никогда не делал разницы между ним и Риккардо, обоих считал родными сыновьями, но Риккардо, похоже, так и не смог с этим до конца смириться, он был уверен, что должен быть у отца на первом месте, завидовал Уто, не мог перенести, что тот и красивее, и ярче, и талантливее во всем, за что ни возьмется.
Может, я не должна такое говорить, но ты-то знаешь, я люблю их обоих совершенно одинаково, просто стараюсь быть к ним объективной, надо ведь уметь смотреть правде в глаза, так что мои слова вовсе не означают, что я не вижу того, что есть на самом деле. А на самом деле именно Уто вызывает у меня особое беспокойство, причем как раз потому, что он вроде бы никак не отреагировал на случившееся, все время молчит, делает вид, будто ему все равно и его это не касается, но я уверена, в душе он считает себя виноватым и очень страдает. После того как я вышла замуж за Антонио и у нас родился Риккардо, Уто вбил себе в голову, что он лишний, хотя прекрасно знал, как Антонио любил его, несмотря на то, что он не отвечал ему взаимностью и всячески демонстрировал не просто равнодушие, а враждебность. Сейчас, я уверена, он вспоминает, как Антонио пытался найти с ним общий язык, а он в ответ говорил ему обидные вещи. Достаточно посмотреть на него, чтобы понять, как он казнится, но откровенно поговорить мы не можем, он ни с кем не хочет разговаривать, сидит целыми днями в своей комнате и выходит поесть в кухню только ночью или когда никого нет дома. Я совершенно без сил, не знаю, как жить дальше, случившееся настолько ужасно, что я до сих пор не могу поверить, все жду, что Антонио вот-вот вернется домой или с минуты на минуту позвонит, я напичкана транквилизаторами, которые мне прописал врач, но от них мало толку, и кроме того, все время думаю об Уто, ему бы стоило сменить обстановку или найти себе занятие, которое бы его увлекло, но он ничего не хочет делать, несмотря на свой большой природный талант, его преподаватель по фортепьяно в консерватории однажды сказал мне, что таких, как он, рождается два-три на целое поколение, да и все, кто его знает, говорят, что он гораздо способней и умней своих сверстников, вот только всегда так скептически настроен, всех критикует, никак не решится взяться за дело, заняться чем-то стоящим. Все это меня не просто расстраивает, а повергает в полное отчаяние, особенно сейчас, когда мне и так тяжело.
В общем, прости, что морочу тебе голову, но мне необходимо было поделиться с кем-то, кто способен меня понять, а ты единственный человек, кому я могу все рассказать, не опасаясь осуждения, упреков или бесполезных равнодушных советов, правда, если бы не ты, не знаю даже, к кому бы я могла обратиться за поддержкой.
Дорогая Марианна, обнимаю тебя и твою чудесную семью, которая кажется мне островком умиротворенности, особенно когда я думаю о вас теперь, в такой горестный и безнадежный для меня момент.
Лидия
