Читать онлайн «Работа над ошибками»
Автор Мартин Бедфорд
Мартин Бедфорд
Работа над ошибками
Английское слово «education» («образование») происходит от латинского «ех» – «из» и «duco» – «я веду» и, следовательно, означает «вывожу из». Для меня образование – это выведение на свет божий всего, что успело скопиться в душе ученика к началу обучения. А для мисс Маккей суть образования в том, чтобы вложить в ученика нечто новое, то, чего в нем нет, но я называю это не образованием, а впихиванием, «intrusion», еще одно слово латинского происхождения, где приставка «in» означает «в», а основа «trudo» означает «я пихаю». Метод мисс Маккей – напихать в голову ученика как можно больше информации; мой метод – извлечь знание. В этом и заключается истинный смысл образования, если верить буквальному значению этого слова.
Это было неглупо, но учитель все равно побил его, чтобы показать, что определения принадлежат тем, кто их дает, а не тем, для кого их дают.
Пролог
Ее сожгли.
Двенадцать месяцев назад, морозным утром, в январе. Было холодно, однако сожгли ее не для тепла.
Мне выдали маленькую урну, и мы вышли на улицу, под серо-белое небо. Дыхание, вырывавшееся из наших ртов, повисало в воздухе облачками видимого шепота. По гравиевой дорожке мы прошли к клумбам, к месту, обозначенному возле ощетинившегося голыми ветками куста роз. Я встал коленями на заиндевевшую землю. Из мерзлых комьев торчала пластиковая табличка, на которой черными буквами было оттиснуто ее имя:
Фамилию написали неправильно: одно «н» вместо двух. Я снял с урны крышку, зачерпнул пригоршню пепла. Раскрыл ладонь. Пепел, подхваченный ветром, серебряным конфетти закружился над головами собравшихся. Все принялись отряхиваться. На темных пальто оставались размазанные следы.
Ниже, сказал кто-то. Опусти ниже, потом высыпай.
Я набрал еще пригоршню, поднес ко рту. Хлопья были гладкие, шелковистые, растворялись на языке, но, когда я попытался их проглотить, в горле сделалось очень сухо. Частички, хрупкие частички – ее и гроба. Вкуса у них не было.
Грегори, перестань. Давай-ка.
Чьи-то ладони на моих плечах. Меня поднимают, отводят в сторону. Кто-то разжимает мои пальцы, высвобождает урну. Она падает у дорожки на покрытую изморозью траву. Чья-то рука чуть подталкивает меня в спину, колючие жесткие волосы цепляются за щетину на моей щеке, там, где я плохо побрился. Костлявые женские пальцы вытирают носовым платком мои губы. Пахнет духами и помадой.
Поплачь, милый. Поплачь.
Я не плачу. Звуки, которые издает мое горло, совсем не такие, как бывает, когда я плачу.
Сэндвичи. С чеддером и помидорами, с рыбным паштетом и огурцами, с ветчиной; ровные ломтики белого хлеба. Чипсы в стеклянных вазочках. Чашки с чаем. Тишина, изредка прерываемая невнятным бормотанием. Я сидел и смотрел, как едят, ждал, пока уйдут. Тетя – это она позаботилась о еде – ушла последней. Помыла посуду, расставила по местам стулья, надела пальто, шарф, перчатки, шляпу. После, уже на пороге, наговорила всяких слов – сказала, что теперь Марион будет жить у Боженьки. Она прижала меня к себе, а потом ушла, и я закрыл дверь.
