Кихару Накамура
Исповедь гейши
Что побудило меня написать эту книгу
Нью-Йорк, летние каникулы 1982 года.
Каждый год в конце июля меня неизменно посещает многочисленная японская поросль — сыновья, дочери, племянники и племянницы моих близких приятелей. Среди них были и такие, кто целых три года приходил ко мне с одним заплечным мешком. Моя двухкомнатная квартира превращалась в своего рода летний лагерь, где все спали вповалку на татами.
«Вас тут как сельдей в бочке», — шутила я. Но, поскольку они чувствовали себя замечательно, была довольна и я.
Среди молодежи была Юмико, удивительно милая девушка. Она бывала у меня каждый год. Она окончила двухгодичные курсы и теперь работала.
— В Нью-Йорк приезжает мой друг, — объявила мне моя дорогая Юмико. — Хироси — иллюстратор. Я сказала ему, что еду в Нью-Йорк, и он решил по возвращении из Европы завернуть сюда на пару дней.
Итак, приятель Юмико приехал в Нью-Йорк. Он оказался очень симпатичным юношей. Несмотря на свою профессию, он еще был почти без средств, так как был еще слишком молод. Поскольку Хироси еще нигде не остановился, я предложила ему ванну, затем накормила его, а после решила помочь устроиться в гостинице. Но мест нигде не оказалось.
— Ничего страшного. Ты можешь переночевать у меня, — предложила я ему.
Юмико и я легли в передней комнате, а ее приятель Хироси — в задней, которая, собственно, была моей спальней.
Через пять дней в Нью-Йорк приехал старший брат Хироси, который был редактором в издательстве. В отличие от Хироси для него издательство забронировало номер в гостинице. В своем выборе фирма руководствовалась дешевизной — гостиница располагалась в довольно злачном месте, вероятно, и находиться там было небезопасно. Поэтому мы решили подыскать другую комнату, но ничего не вышло.
Я чувствовала себя в роли «заботливой наседки» и посчитала, что невелика разница, ночуют у меня два или три человека. Я поселила брата Хироси вместе с ним в задней комнате.
Сам брат, господин Уэмура, вел дела издательства в Нью-Йорке. Он должен был вести переговоры с писателями и уходил рано утром. Когда Хироси, его брат и Юмико возвращались, мы проводили вечера в беседах. Господин Уэмура проявил профессиональный интерес к тому, что говорила я.
— Вы очень увлекательно рассказываете. Не хотите ли это изложить на бумаге?
— Нет, что вы, — отмахнулась я. — Чесать языком — это я еще могу, но царапать пером — увольте.
— А вы все же попытайтесь. Мне кажется, что вышло бы весьма любопытно, — горячился он. — Представьте, будто бы пишете письмо на двух-трех страницах. Ведь с письмом вы справитесь?
— Ну, письма я все же могу писать, но из меня выйдет неважный сочинитель. Да я об этом и не думала, — возразила я.
— Все же напишите-ка мне письмо, если у вас появится такое желание.
Юмико и Хироси вернулись в Токио раньше господина Уэмуры, не успевшего еще завершить свои дела. Среди постоянных хлопот о письме я вовсе забыла.
Однажды вечером мне позвонил приятель. Господин Синдо, художник, был очень взволнован и настаивал на встрече в ближайшую субботу. Его тон меня немного удивил. Обычно он спрашивал, найдется ли у меня время, но на этот раз он чуть ли не приказывал. Затем к телефону подошла его жена и также стала настаивать.