РУССКИЙ АЛЬБОМ
Стихи 1994-97 гг.
1. РУССКОЕ ВИДЕО
* * *
Пишешь Вальмону письмо: Вальмон,
Жизнь, как вода, обступила со всех сторон.
Мы говорим с тобою, как сквозь стекло.
И все-таки: как ты смог?
Пишешь Вальмону: милости велики,
Ох, велики ко мне, сплошные дары.
Мы разговариваем в последний раз.
Мир уловляет сердце в свои силки.
Мертвы любовники, а я так почти слепа
После сего фейерверка, но мне и не надо знать.
Не пугайся, это письмо не моей рукой,
Но подпись будет моя.
Пишешь письмо Малковичу: дорогой,
Корреспондирую второпях, на бегу.
Ты, конечно, брутальный тип, довольно тупой.
Объяснить подробнее не могу.
Довожу до Вашего сведенья, господин:
Церковь не оправдала бы наш союз.
Дальше судьба собирается быть скупой.
В мире нет ничего прекраснее Вас.
Пишешь Вальмону опять: мой бог,
Как простодушна мужская любовь.
Нам не составить счастие здесь ничье.
И все-таки: как ты мог?
Страшная речь уже воздымает нас.
Воздух поставлен и правит, как парус, в груди,
Так осторожно и жутко ведет,
Что смерти и вправду не может быть.
* * *
Уже вчера наступал ноябрь.
Уже вчера изменился свет.
Проснешься: призрак стоит у окна,
В жилетном кармане лежит ланцет.
За окном улица, которой нет.
У смерти уже такой легкий вкус,
Гигиенический лаконизм
И бедная лексика наизусть.
У смерти уже такой легкий слог.
Ее улыбка модели "Вог".
Ее движения старых ревю,
Сухие крылья балетных ног.
СТАРЫЙ НОВЫЙ ГОД
Свет идет. Курим в саду.
Желтый спускается сверху.
Замерзшее яблоко на высоте –
Красное до сих пор.
Старые церкви светятся зимой,
Прозрачные изнутри.
Белые ангелы на горе
Играют для нас хиты.
* * *
Нет, не хочу я в Москву, чтобы видеть там что?
Вот ни Красную площадь, ни Лобное место.
Ни Василья Блаженного, ни Ивана Великого.
Ни, тем более, Рижский вокзал.
И ни площадь Сен-Марко, ни Ринген-штрассе,
Ни музей Виктории и Альберта,
Ни имперскую архитектуру, ни Александер-платц,
Ни тебя, потому что у этой любови немецкий язык,
Ни цепочку огней с высоты, ни звезду Марлен
На асфальте южного города, белый шелк, ацетилен,
Ничего романского, пышного, жизнелюбивого,
Ничего барочного, великого.
А хочу я Петровский сквер, Первомайский сад,
Где тусуются гомики возле белого туалета,
Маленькую церковь, где бедные, жалкие фрески,
Ветхий театрик, красный и золотой,
Где три дивы поют фальшивыми голосами,
Где заезжие авантюристы, как в девятнадцатом веке,
Итальянские гастролеры, глотатели змей, толпа,
Здания желтые с белым и голубые в снегу,
Словом, нечто попранное, лишенное величья,
Трогательное, означающее распад, несовершенство.
И вот, не забыть о самых лучших на свете,
О волшебниках "Парцифаля", о ледяных дудках,
О том, как весна хотела к нам в сердце, и мы гуляем,
И спускаемся медленно с сине-зеленой горы.
* * *
Жить, как улитка, хочу, в вате хочу,
Дряблое тело храня,
Будто в футляре стеклярусовом
Елочный шарик лежит,
И отстала бы жизнь от меня,
Трепетавшая в воздухе пламенном, ярусами.
В бархатном нежном футляре хочу засыпать,
Будто забытая вещь, театральная штучка,
Бусинка либо перчатка.
Буду с тобой разговаривать по ночам
По телефону во сне, сиять.
Хитрая стала, тихая, полюбила молчать,