Елена Клещенко
Веревка повешенного
IT-специалист службы ритуальных услуг — не то чтобы работа мечты. Многие доброжелатели, узнав, что Лева вместе с Питером тащит до машины носилки с застегнутым мешком, пока Антон заполняет регистрационную карточку, распечатывает ее в четырех экземплярах и рассылает по списку, принимались Леву жалеть и учить, как ему строить отношения в коллективе. Сам Лева из двух опций — заниматься бюрократией или нести жмура — от души предпочитал вторую. Но сегодняшний выезд выпадал из ряда, скажем так.
— Масальский, это кто? — спросил Питер. Он правда не знал.
— Теперь никто, — сказал Лева. Его малость потряхивало от нервов, и он не хотел, чтобы Питер это заметил. — А при жизни был артистом.
— Арты, значит, рисовал?
— Молодец.
— Плохо рисовал? Бабла не стало на девок и вещества?
Питера на самом деле звали Серегой. Его предки были родом из Санкт-Петербурга, и об этом знали все, кто общался с Серегой более получаса. Он даже однажды съездил на побережье, арендовал подводный катер и долго потом болтал о площадях с колоннами и о каких-то атлантах (то, что Атлантиды отродясь не бывало в Балтийском море, ни у античных классиков, ни в фильмах, его, похоже, не смущало). Хвастался, что когда город будут поднимать и снова сделают столицей, поедет туда волонтером и возьмет участок задешево. А Масальского мог бы знать, потомок атлантов.
— Вряд ли. Рисовал он хорошо.
— Ну, значит, батарея съехала. Или, может, заразился. Давай костюмы наденем, прежде чем идти туда. Мало ли. И мешок возьмем импортный.
Питер вырулил на эстакаду и уважительно выругался, глядя, как с казенного счета потекли денежки за пользование ВИП-трассой.
Георгий Масальский жил и умер в Весна-Сити. Жил красиво и умер красиво — на зеленой крыше, засаженной травой с лазурными, алыми и желтыми цветочками, навзничь на газоне, мять который наверняка запрещалось даже ему, но он плевал на запреты. Лежал, раскинув руки и ноги крестом, уставив рыжеватую эспаньолку в небесный купол.Этот кадр — мертвый артист в зеленой траве — уже снял дрон какого-то инфоблогера, кадр полетел по сетям, и собратья-артисты тут же начали его перерисовывать кто во что горазд. Пока доехали, картинок появилось с десяток. На некоторых лежащий в траве Масальский был явно живым и счастливым, хохочущим в небо. Его любили, вопреки всему плохому, что было о нем известно.
Накладок за ушами у покойника уже не было. Менты закончили с импом, протоколы заполнили. Чистейший случай: стимуляция эндогенного диметилтрипа плюс кое-что дополнительное на мозг. Должно быть, в его последний час под небесным куполом летали птицы и дирижабли, драконы сражались с самолетами, клубились дождевые облака. И ни малейших сомнений в том, что уход из жизни был добровольным. Хотя его отсроченный пост в Снизере: «если вы читаете это значит все получилось я сдох сделайте там что надо» — пожалуй, был перебором.
Когда кто-то внезапно умирает, остаются вещи и файлы. Отпечаток человека в мире, упрямый тихий призрак. Брошенная футболка на спинке стула, пароли в хранилище. Крем для бритья и зубная щетка, истории поисков в Сети. Машина, самокат, коллекция ссылок на любимые порноролики. Музыкальный узел, архив писем за сорок пять лет. С вещами разберутся родные, или прислуга, или будущие жильцы, которые въедут в пустую квартиру. А виртуальный след — это по части Левы.