Владимир Николаевич Дубовка
Желтая акация
Нет, я не против путешествий
Зовут дороги дальние,
Зовут дороги близкие…
………………………………………
Во все сторонки милые
Родной страны моей…
Как я себя помню, родители мои и соседи приучали нас, малышей, бережно относиться ко всему живому:
«Не топчи траву, ходи тропкой. Трава вырастет, ее скосят — будет сено коровам, коню…»
«Не трогай, не ломай сосенку. Из нее вырастет большое дерево, пойдет на пользу людям — на хату, на сундук…»
«Осторожно рви яблоки — не ломай, не уродуй ветки. Дерево будет болеть, на сломанном суку не вырастут яблоки…»
«По ржи напрямки не ходи. Потопчешь ее — хлеба меньше будет…»
В детстве каждый день приходилось слышать что-то новое и занимательное:
«Эта травка — девясил. Если выкопать и посушить его корни, будет лекарство от боли в груди…»
«А вот красивый цветок — волошка, или василек. Если его высушить, будет лекарство от болезни глаз, которое поможет глазам зорче смотреть. Оно и от других болезней помогает…»
С того именно времени и появилась у меня большая любовь к природе. Даже крапиву, самую злую жгучку, которой, случалось, потчевали меня (да не одного меня только!) за детские шалости, запрещалось сбивать кнутом.
Про жгучку мать рассказала нам интересную быль:
— Случилось у нас большое несчастье. Напала на наши деревни страшная болезнь — холера. Люди умирали целыми семьями. Говорили, будто из воздуха она появилась, говорили — от воды. Докатилась она и до наших деревень — до Парасак, до Шабанов. Того и гляди, что в наши маленькие Язы придет. Мой отец, ваш дедушка, принес большую охапку жгучки и приказал нам всем раздеться до гола. А было нас, сестер, пятеро да мама (бабушка ваша) шестая.
Мы — в слезы. Ничего не помогает:«Раздевайтесь, и все!»
Разделись. Кладет нас тата по очереди на лавку. Набирает в обе руки целый веник жгучки и начинает от головы до пят натирать ею. Крик, стон… А он — хоть бы что. Всех понажег-понатирал этой крапивой, да так, что живого места не осталось у нас ни у одной.
Потом разделся сам, и мать его так же натирала. Нам даже приятно стало, и мы смеялись сквозь слезы, когда он стонал и приговаривал:
«А чтоб тебя!. . А чтоб ты затонула, холера!. . Три сильней, три сильней… А чтоб ее!. . »
Мало того, потом еще набрал этого зелья и натирал те места, какие ваша бабушка недоглядела от страха или, жалея, пропустила.
И что бы вы думали? Или сама собою миновала нас болезнь, или жгучка действительно помогла, но никто в нашей семье холерой не заболел…
Стоишь, бывало, с кнутом над жгучкой. Даже руки чешутся — так хочется стегануть ее под корень. Но вспомнишь мамин рассказ и подумаешь: «А если страшная болезнь снова придет, чем же мы будем лечиться?»
Вздохнешь да и пойдешь дальше. Только для какого-то самоудовлетворения либо для устрашения ее (чтобы не так больно стрекалась) щелкнешь разика два кнутом в воздухе…