Василий Головачев
Реквием машине времени
ЧАСТЬ I
ПРЕЛЮДИЯ
Глава 1
Вездеход выгрузил их на лесной поляне, краем выходившей на покинутую деревню с необычным названием Скрабовка. В деревне уцелело всего несколько домиков, крытых соломой, серой от непогод и времени. Веяло от них запустением и старостью, неприкрытой крестьянской бедностью начала века, хотя водитель вездехода, местный старожил, рассказывал, что деревня покинута недавно, года четыре назад. Когда-то через нее тянулся Дятьковский тракт, обходивший болото и приток Ветьмы Пожну, но потом болото пересохло, через Пожну построили мост, тракт опустел, а когда люди, соблазненные благами цивилизации, перебрались в райцентр, деревня захирела и умерла совсем.
– Не скучайте, – сказал белобрысый, словно в соломенном парике, водитель. – Через пару дней доставлю остальное ваше барахло. Ну, ни пуха…
Вездеход взревел по-бычьи, всплыл над землей, почти касаясь травы резиновыми бортиками воздушной подушки, и, ускоряя ход, пополз по дороге. Тугая воздушная волна пригнула траву, сдула пыль с поросшего подорожником и снытью тракта и сорвала с головы Рузаева берет.
Когда вездеход скрылся за деревьями, Сурен Гаспарян, одетый, как на прием в посольстве, поставил на землю рюкзак, сел на него верхом и хмыкнул:
– Барахло! Слышали, как он о нашей аппаратуре?
– Кстати, – хладнокровно сказал Рузаев, подбирая и надевая берет, – в этом рюкзаке вся наша оптика.
– Правда? – удивился Гаспарян, продолжая сидеть. – То-то я чувствую седалищем что-то твердое…
Был он человеком, склонным к сдержанной насмешливости, и привыкнуть к его манере поведения удавалось не всем.
– А чуете, как здесь тихо? – сказал третий участник экспертной группы, высокий жилистый Иван Костров. – Благодать-то какая, эксперты! Соскучился я по лесной тишине.
– Да и я тоже, – признался Гаспарян. – Давненько нас не посылали в поиск. Только птиц здесь почему-то не слышно. Нас испугались, что ли?
Костров окинул взглядом груду снаряжения.
– С чего начнем? Может, сразу пойдем к месту происшествия?
Гаспарян в раздумье покачал головой:
– Сначала поставим палатку, наведем порядок.
– У меня идея.
– Рузаев посмотрел на низкое солнце. – Выберем одну из хат, и дело с концом.– Ну уж нет, палатка лучше, – возразил Гаспарян. – Лично я не люблю спать с клопами и тараканами.
– Какие там клопы-тараканы? – махнул рукой Костров. – В домах уже четыре года никто не живет, насекомые давно сбежали. А вот сырости там хватает.
Через час они поставили две палатки: одну, четырехместную, для себя, другую для груза, который составляли нежная аппаратура и продовольствие.
– Теперь так. – Гаспарян поправил свою модную и строгую джинсовую двойку: сизо-синюю куртку с эмблемой «Вязники», расшитую бахромой и серебряной нитью, и такие же брюки. – Мы с Иваном пройдемся по лесу, а ты подежуришь в лагере, – обратился он к Рузаеву. – Все равно будешь битый час тупо смотреть в стенку палатки и вспоминать, зачем нас сюда послали.
Возражений не последовало. На монголоидном лице Миши Рузаева не дрогнула ни одна черточка. Характер у него был невероятно сдержанный, ровный и спокойный. К жутким выпадам Гаспаряна, которых поначалу пугались все в отделе, пока не разобрались, что за этим кроется избыток юмора, Рузаев относился так же хладнокровно, как философ к зубной боли.