Утро выдалось серым, дождливым. Мерзким каким-то, неприветливым. В такое
утро больше всего хочется, едва открыв глаза, снова закрыть их, спрятаться
подальше под одеяло, включить посильнее обогреватель, засунуть под одеяло
мурчащего кота и уснуть, как минимум, на полгода.
Нельзя. Впереди - сутки работы. Сутки беготни, недосыпания, жалоб, холода,
вони: то серый дождь, что сейчас колотит по оконным стеклам, будет
барабанить мне прямо по голове, затекать за шиворот, лезть в глаза, хлюпать
в туфлях. Ветер, от которого ходит ходуном плохо заклеенная форточка, будет
забираться за отвороты куртки, хватать за бока своими ледяными лапами,
валить с ног, забиваться в ноздри, провоцируя длительное «апчхи!» и шмыганье
носом. Будет холодно, промозгло, раздражающе надоедливо, злобно-тоскливо.
Мерзко. Но - необходимо.
Я - фельдшер "Скорой помощи". Я работаю на выездной бригаде, сутки через
двое, за грошовую зарплату, с нелюбимым доктором, в холодной, неотапливаемой
машине.
Я люблю свою работу.
Может, поэтому меня и называют Психом?
* * *
Подстанция встречает меня привычным утренним гомоном, суетой, облаками
табачного дыма, плывущими с крыльца, руганью и ревом автомобильных моторов.
Святое время для персонала - пересменка. С семи до восьми утром и вечером
комплектуются новые смены бригад, молчит ненавистный селектор, есть время
перекурить и проглотить кусок булочки всухомятку, а, если повезет - выпить
горячего кофе.
Двор забит санитарными «Газелями», поодаль скучает «уазик» фельдшерской
бригады, посреди двора, распихав всех прочих, горделиво выпятил мигалки
«Соболь» реанимации. Фельдшера, с красными от бессонницы глазами и угрюмыми
заспанными лицами, таскают через двор скатанные постельные принадлежности,
тяжелые сумки с кислородными ингаляторами, обшарпанные свинцовые укладки с
хирургией, волоком тащат чехлы с костылями и иммобилизационными шинами,
ухитряясь при этом наспех затягиваться сигаретным дымом, пожимать руки вновь
прибывшим и ругаться с водителями.
- Саша? Саша!
- Чё орешь, как потерпевшая? Тут я. Тебя-то где хрен носит?
- Ты на какой машине?
- 683, глаза разуй! Что, нах, повылазило? Вон стоит.
- Тогда помоги, тут вещёй столько!
- Да иди гуляй! Вон машина, открыта, куда что ложить - разберешься.
- Саш, ну совесть у тебя есть? Кардиограф хоть возьми!
- Нахрен мне твой кардиограф?! Стукну ещё где - потом не расплачусь. Сама
тащи.
Девушка работает у нас недавно - чуть не плачет, а сказать ничего не может.
Мне ее становится жалко - форменную куртку ей ещё не выдали, а зелёная
ветровка, надетая поверх летней формы, не согреет и чукчу в субтропиках.
Она, сгорбившись, стоит посреди двора, зажав под мышкой одеяло с подушкой,
ухитрившись при этом нацепить на шею сумку с кардиографом, и ещё пытается
ухватить тяжелые шины. Водитель - наглая жирная рожа, тоже работает у нас не
так давно - стоит под бетонным козырьком, предусмотрительно укрывшись от
дождя, и курит «Приму», пуская вонючий дым в потолок.
Подхожу к нему. Рожа расплывается в улыбке, тянет руку для приветствия. Руку