Вайян Роже
Закон
На углу Главной площади и улицы Гарибальди, прямо напротив дворца Фридриха II Швабского находится претура Порто-Манакоре. Это пятиэтажное здание с голым, скучным фасадом: в нижнем этаже — тюрьма, на втором полицейский участок, на третьем — суд, на четвертом — квартира комиссара полиции, на пятом — квартира судьи.
В августе в час сиесты городок кажется вымершим. Одни лишь безработные, «disoccupati», незанятые, не покидают обычного своего поста — подпирают стены домов, выходящих на Главную площадь, словно застыли на месте и молчат, вытянув руки по швам.
Из тюремных окон, прикрытых деревянным «намордником», доносится пение арестантов:
Безработные слушают пение арестантов, но сами не поют.
На пятом этаже претуры от пения арестантов просыпается в своей спальне донна Лукреция.
Она просто великолепна, эта донна Лукреция: полулежит в постели, опершись на локоть, в вырезе сорочки видна обнаженная грудь; черная грива волос, спадающая ниже пояса, разметалась в беспорядке. На французский вкус она, пожалуй, слишком крупна и дородна. А здесь, в южной итальянской провинции, где женщина на сносях — объект самых пылких мужских вожделений, она считается первой красавицей. Глаза у нее не так чтобы очень большие, но зато всегда что-нибудь да выражают, причем выражают слишком явно все движения души; в этот период ее жизни чаще всего — гнев, ненависть или на худой конец неприязненное безразличие.
Когда десять лет назад сразу же после свадьбы муж привез Лукрецию в Порто-Манакоре, все дружно стали звать ее «донна», хотя была она всего-навсего супругой судейского чиновника низшего ранга и никто ничего не знал о днях ее молодости, прошедших в большом городе Фоджа, где отец ее был начальником канцелярии префектуры и имел чуть ли не десяток дочерей. В Порто-Манакоре «донна» — это обязательно или дочь или супруга крупного землевладельца, причем старинного рода. Но Лукрецию никто не звал ни «signora», ни «signoria» — «ваша милость», как обычно уважительно обращаются к нездешним. Слишком очевидно, что она именно донна, domina, подобно римской императрице, хозяйка, госпожа.
Ее супруг, судья Алессандро, входит в спальню и направляется к жене.
Она отталкивает его.— Совсем меня разлюбила, — вздыхает судья.
Она не отвечает, подымается, идет к окну, приоткрывает ставни. В лицо ей ударяет удушливая волна зноя. Теперь арестанта затягивают неаполитанскую «канцонетту», получившую премию на последнем радиофестивале. Донна Лукреция нагибается и видит руки, множество рук, вцепившихся в тюремную решетку, до тут она замечает, как в темноте между разошедшимися дощечками «намордника» на нее пялятся два огромных глаза. Глядящий что-то говорит своим товарищам, блестят еще и еще чьи-то глаза; пение разом смолкает, донна Лукреция чуть отодвигается от окна.
Теперь она смотрит прямо перед собой и уже не нагибается над подоконником.
На террасе почтамта под сенью башни Фридриха II Швабского дремлют, развалясь в шезлонгах, почтовые чиновники. От пола террасы к самому верху башни карабкается по веревочкам вьюнок с большими бирюзовыми цветами. Венчики свои вьюнок открывает на заре, а к пяти часам, когда их коснется солнечный луч, закроет. И так каждое лето с тех самых нор, когда она, молоденькая супруга судьи, переехала из Фоджи в Порто-Манакоре.