Елена Игнатова
Воздушный колокол. Книга стихов
Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и взаимодействию со средствами массовой информации Правительства Санкт-Петербурга
Издание Санкт-Петербургской общественной организации «Союз писателей Санкт-Петербурга»
© Игнатова Е. , текст, 2018.
© «Геликон Плюс», макет, 2018
* * * Не так ли на берег, утраченный нами, на брег золотой,к полудню катились не волны, а пламя широкой волной… Часть 1
«Как, не ударясь в крик, о фанерном детстве…»
* * * Как, не ударясь в крик, о фанерном детстве,бетонном слоне, горнистах гипсовых в парке,творожном снеге Невы, небе густейшей заварки,о колоколе воздушном, хранившем меня?Вечером мамина тень обтекала душу,не знала молитвы, но все же молилась робко. В сети ее темных волос – золотая рыбка,ладонь ее пахла йодом… сонная воркотня. Всей глубиною крови я льну к забытымтем вавилонским пятидесятым,где подмерзала кровь на катке щербатом,плыл сладковатый лед по губам разбитым. Время редеет, скатывается в ворох,а на рассвете так пламенело дерзко,и остается – памятью в наших порах,пением матери на ледяных просторах,снежными прядями над глубиною невской. «Ничего не проси у страны – ни любви, ни суда…»
* * * Ничего не проси у страны – ни любви, ни суда,первородства души не заменишь ее чечевицей. Сколько можно, несу непосильное бремя трудасоглядатая, очевидца. Робкий шепот окраин, столиц заговорщицкий шумчуть колеблют и дразнят листы летописного свода,но как тайный судья, соучастник судьбы, тугодум —вывожу на полях неизвестное слово «свобода». Не возьму ни гроша и ни капли вина не прольюв причащеньи судьбы ко стыду нерастраченной силы,к нерожденной душе, к одиночеству в отчем краю,к этой грязной бумаге, где жизнь изошла на чернила. «Как я тоскую по архитектуре житья…»
* * * Как я тоскую по архитектуре житьяпослевоенного – под виноградной бетонною гроздью,где, как зверок на ладони, пригрелась семья,воздух тайком добывая на черном морозе. По лихорадящей родине, вынесшей ад,кровью налит ее сумрак и гноем рассветы,и перекличка: «убит… виноват… виноват…»,и запекаются губы стыдом и ответом. Господи, нас разметало, как мертвый сорняк,взрывом отбросило, ядом смертей опоило,из глубины униженья спрошу Тебя так:– Господи Боже мой, что с моей родиной было?Что, обернувшись, увижу? Окоп и бетон,парка победы цветы, черепа и колосья,голос о маме, о брате, платке голубомпод виноградной бетонною гроздью. «Сердечный перебой от боли, не от грусти…»
* * * Сердечный перебой от боли, не от грусти,и под ногами дерн так прочен и так груб. Где влажный куст ручья, где разветвленье устьев,где запах ночи, лепесток у губ?Когда я почала железную ковригу?А помнишь крупный шрифт поэмы о Петреи детства круглый свет – под лампой зрела книгаи нежной желтизной мерцала на столе. Колесный перестук сливается с «Полтавой»:полки, и взрытый прах, и пылкий Шлиппенбах…И нить моей судьбы вплелась в судьбу державы,оставив вкус железа на губах.
«Детства опара…»
* * * Детства опара. Ветрянки зеленый цветок,да на воде подсоленной – тюря. Выйдешь – торчит во дворе «воронок». Наши мужчины охочи до тюрем. Дом. Дом,немцами строенный дом,влажный барак. Можно купить за пятакзавиток из пластмассы,можно до ночи кататьсяна карусели железной…Мы засыпаем без слез —девять душ в конуре. Тесно. И среди нас расцветают искусства:вот инвалид – гнет подвески для люстр,есть и художница – голод и юность,бант голубой, нежно-серая кожа. Тридцать рублей – нарисует портрет маслом. Нарисовала меняна кошку-копилку похожей. Родственник-летчик к нам залетел сгоряча,морщился – мы неприглядны. Куча угля за окном, пятна на потолке,да голубые глаза на стебелькеузкого личика. Кожа в зеленке, ветрянке…– Кем же ты будешь?– Прачкой! Такие красивые тряпки! —И ослепила – надежды птица в руке.
