Паскаль Рютер
Барракуда forever
© Éditions Jean-Claude Lattès / Didier Jeunesse, 2017
© Е. Тарусина, перевод на русский язык, 2019
© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2019
© ООО “Издательство АСТ”, 2019
Глава 1
В возрасте восьмидесяти пяти лет мой дед Наполеон решил, что пора начать новую жизнь. Он потащил мою бабушку Жозефину в суд разводиться. Поскольку она никогда ни в чем ему не отказывала, то согласилась.
Они развелись в первый день осени.
– Хочу начать жить заново, – заявил дед судье, который рассматривал их дело.
– Ваше право, – ответил тот.
Мы с родителями поехали с ними во Дворец правосудия. Отец надеялся, что Наполеон в последний момент пойдет на попятную, но я-то знал, что он напрасно так думает: дед всегда стоит на своем.
Бабушка все плакала и не могла остановиться. Я поддерживал ее под руку и подавал ей бумажные носовые платки, промокавшие насквозь в считанные секунды.
– Спасибо, Леонар, мой хороший, – проговорила она. – Ну какой же он осел, этот Наполеон, какой упрямый осел!
Она высморкалась, вздохнула, и на губах ее появилась ласковая снисходительная улыбка.
– Ну что ж, ладно, раз он так решил, этот осел, – произнесла она.
Мой дед не зря носил имя Наполеон. Он гордо стоял на ступенях Дворца правосудия, держа руки в карманах новеньких белых брюк, и с видом императора, только что завоевавшего очередное королевство, взирал на прохожих надменным, самодовольным взглядом.
Он меня восхищал. Я думал, что в жизни много секретов и деду все они известны.
Осень только начиналась, дул теплый влажный ветерок. Жозефина поежилась и подняла воротник пальто.
– Надо это отпраздновать! – заявил Наполеон.
Папе и маме эта идея была не по вкусу, а Жозефине тем более, так что все просто пошли в сторону метро.
– Хочешь ванильного мороженого? – спросил меня Наполеон, когда мы поравнялись с витриной уличного торговца.
Он протянул бумажку молодому продавцу:
– Два мороженых, одно мне, одно – моему Коко. Взбитые сливки? Да. Ну что, Коко, тебе со сливками?
И он подмигнул мне. Я кивнул. Мама пожала плечами. Папа пустым взглядом смотрел прямо перед собой.
– Разумеется, моему Коко – со взбитыми сливками!
Коко… Так он звал меня всегда. Не знаю почему, но мне нравилось думать, что в спортивных залах и на рингах, где он раньше постоянно бывал, все тоже звали друг друга Коко.
Совсем не то что Леонар. Леонар Бонер. Мне было десять лет, и мир представлялся непонятным, таинственным, немного враждебным, и часто казалось, что встречные меня не замечают, что я просто не отпечатываюсь на их сетчатке. Наполеон, утешая меня, говорил, что боксеру необязательно быть здоровенным качком и что большинство чемпионов отличались не ростом, а мастерством и талантом. Но я-то боксом не занимался. Я был невидимкой.
Я пришел в этот мир грозовым вечером, лампочки в палате перегорели, и первый крик я испустил в полной темноте. Жизнь маленького Бонера началась во мраке, который за прошедшие с тех пор десять лет так до конца и не рассеялся.