Сергей Арзуманов
ВИНОДЕЛ
Путь нашей жизни проходит через виноград
Мать сидела посреди комнаты и смотрела в никуда.
— А, Макси, здравствуй, сынок.
— Мама, я еду в Италию.
— Да, конечно, сынок.
— Мама ты меня слышишь?
— Конечно, ты собираешься уехать.
— Мама я еду на практику в Венецию.
— Конечно, сынок.
— Ма, что с тобой?
— Твой отец уехал.
— Ну и что тут странного?
— Он навсегда уехал.
— Что значит навсегда?
— Исчез, не сказав ни слова.
— Как это исчез?
— Я давно это предчувствовала.
— Что ты предчувствовала, мама, ты меня пугаешь.
— Он давно хотел бросить меня.
— Бросить тебя, почему?
— Если бы я знала почему.
— Так, мам, я совсем не понимаю, что происходит, куда он исчез.
— В Чили.
— В Чили, зачем?
— Последнее время он часто говорил, что сможет жить только там и делать свое чертовое вино, как будто вино нельзя делать здесь. В вашей семье все мужчины такие, это Роббер, его двоюродный брат, сманил его. Он уже давно живет в Чили, так что и ты меня скоро бросишь, вы на месте сидеть не можете, вас все несет куда-то.
— Ну что ты говоришь, мама.
— Да, да, так и будет, чего сидеть на одном месте, мир огромен, и этот мир ждет тебя, только мы, женщины, живем своим домом и детьми.
Макс не знал, что сказать.
— Ладно, такова наша доля, итальянцы никогда под женскими юбками не сидели. Тебе нужно спуститься в погреб, он тебе там что-то оставил.
— Мне?
— Это единственное, что он вообще оставил, — и Моника протянула сыну лист бумаги.
Макс развернул записку, на которой было написано:
«То, что тебе нужно, — в погребе».
— Ты читала?
— Да, он и тебя заберет, — мать помолчала, потом как-то безучастно спросила. — Как у тебя с Анлор?
— Сложно.
— Что-то не так?
— Все не так.
— Я тебя не понимаю.
— Мам, я сам ничего не понимаю.
— Она тебя не любит.
— Анлор сама не знает, чего хочет.
— Да, французские женщины не очень горячи.
— Но, может быть, я что-то не так делаю.
— Нет, сынок ты все делаешь искренне, а значит правильно, она просто не твоя девушка, когда появится твоя, ты это сразу почувствуешь.
— Ма, ты как-то нерадостно об этом говоришь.
— Нельзя ошибаться в любви.
— Ты это о чем?
— Я сразу была не той девушкой для твоего отца, если бы я это поняла, но ведь я так влюбилась в него…
Мать замолчала и обняла Макса:
— Твой отец прав: здесь нечего делать, езжай за ним, я чувствую, ты там найдешь и себя, и свое дело, и любовь.
Погреб семья Макса построила еще в 19 веке, и он тихо приходил в упадок. Дыры в стенах, вековая паутина, много пустых бутылок старых вин. Ни дед, ни отец эти бутылки никогда не выбрасывали, хранили здесь в погребе. Полных бутылок было очень мало, они лежали штабелями горизонтально вперемежку с пустыми. Вход в погреб освещали свечи, вделанные в магнумы. Небольшой табурет из дерева и перевернутая бочка вместо стола.
«Итак, что отец хотел, чтобы я нашел здесь, — подумал Макс. — Здесь только бутылки, значит какая-то, из них должна нести на себе информацию. Или отец думал, что я должен посидеть здесь в тишине и что-то понять. Но что я должен понять? Я занимаюсь любимым делом, учусь на винодела, правда, с женщинами не везет, но ведь он мне не об этом хотел сказать. Ладно, вместо размышлений нужно действовать».