Читать онлайн «Божества древних славян»

Предисловие

Матушка, красное солнце!. . Покажи рабу Божию поклажу сию! Матушка, святая вода! Покажи в себе от небеси и земли, сквозь камни и песка и красной глины поклажу!

(Из заклинания, произносимого при отыскании клада [Симбир. губ. ] Майков. Великорусские заклинания 108).

Несколько лет назад я поставил себе задачей исследовать вопрос о песнопении древних, языческих славян. Для разрешения этой задачи потребовалось предварительно несколько ближе вглядеться в те условия, при которых славянин-язычник мог проявлять и действительно проявлял поэтически-музыкальную деятельность; ознакомиться с теми сторонами его общественной и частной жизни, которые могли давать повод к поэтическому и музыкальному выражению его чувствований, побуждать его к поэтическому и музыкальному творчеству, к музыкальным упражнениям, хотя бы в самых элементарных формах, – именно в ту отдаленную эпоху, когда жизнь славянского племени имела еще более первобытный характер, когда еще не успели столь резко, как в наше время, очертиться индивидуальные особенности отдельных его ветвей, развившиеся с течением времени, под влиянием различных внешних условий их жизни. Различны были судьбы многочисленных отраслей славянского племени, взаимно разъединенных, разбросанных на необъятном протяжении от Адриатики до Урала, тяжелы и жестоки были претерпенные ими, в разные времена, испытания и невзгоды, много приняли они в себя чуждых элементов, а между тем, несмотря на прожитые в таком разъединении многие сотни лет, невзирая на всю силу действовавших на них посторонних влияний, – по сие время еще во многих песенных текстах и напевах славян южных, восточных и западных сохранились некоторые общие черты, проглядывает некоторое, более или менее значительное, взаимное фамильное сходство. Задача исследователя древнего народного песнопения – подметить эти общие черты, отыскать и выделить из массы песен, ныне распеваемых народом в разных концах славянских земель, те из них, в которых уцелели такие черты, очистить тексты и напевы их от присущих им чуждых, посторонних составных частей, от наслоений позднейших времен, и, извлекши, отпрепарировав, так сказать, из этих текстов и напевов основные, общеславянские их элементы, по возможности восстановить, воссоздать из них, хотя бы приблизительно, тип древнейшей общеславянской народной песни.

Приступить к извлечению из уцелевших еще в наше время старинных народных песен тех частей их, которые могли бы принадлежать древнейшей, языческой эпохе, можно было, однако, не иначе, как по более или менее основательном ознакомлении с религиозным мировоззрением древнего славянина. Это было тем более необходимо, что большинство древнейших, сохранившихся до нашего времени песен принадлежат к числу обрядных, которые находятся, разумеется, в теснейшей связи с унаследованными народом из глубокой старины религиозными верованиями и обрядами. В познании и уразумении религиозного миросозерцания славянина-язычника заключается, следовательно, ключ к уразумению и древнеславянской песни. С глубокою верою в возможность, при помощи уже имеющихся почтенных трудов по предмету изучения славянской мифологии, а также при известной доле терпения и усидчивого труда, добыть этот желанный ключ, я пустился в путь отыскивать его, как клад, завещанный нашему времени языческими прародителями нашими, – как клад, далеко и глубоко сокрытый под «камнями, песком и красной глиной», которые густым слоем, в течении многих веков, заносили и все более и более скрывали от наших взоров заветное достояние предков, начинавшее уже становиться для нас одним лишь преданием, дорогим, но почти неуловимым, неосязаемым. На первых же порах своих исследований я был поражен встретившимся мне заклинанием симбирского искателя клада: «Матушка, красное солнце!. . Матушка, святая вода! Покажи рабу Божию поклажу!» В этом слове, с полною искренностью вырвавшемся из груди простолюдина, он, сам того не зная, выразил, как мне стало ясно впоследствии, основное положение, основную мысль религиозного сознания всего многомиллионного славянства и даже всего арийского племени вообще. Оно, это слово, не раз служило мне путеводной звездой в продолжительных странствованиях моих по темным дебрям славянской мифологии, между уцелевшими обломками славянской старины, в которые надлежало, по мере сил, вносить систему, вдыхать жизнь, сближая и связывая мифологию славян с вероучениями других, родственных им народов, более изученными и уясненными.