Карсон Маккалерс
Мгновенье час спустя
Перевела Линор Горалик
Легкими тенями ее руки гладили его по волосам, затем тихо соскользнули вниз; кончики пальцев парили у висков, трепеща в такт теплому, медленному ритму в глубине его тела; ее ладони охватывали твердые скулы.
— О–глу–шающая бес–содержательность, — пробормотал он; слоги побежали, спотыкаясь друг о друга.
Она опустила взгляд на его расслабленное, ладное тело, растянувшееся на диване. Одна нога — носок перекрутился и съехал гармошкой — безвольно свисала на пол. Его мягкая ладонь пьяно поднялась, подползла ко рту, коснулась губ, еще вялых после сказанных слов.
— Бесконечная пустота… — Он шептал, не отнимая от губ подрагивающих пальцев.
— Хватит на сегодня… мой дорогой, — сказала она. — Кошка сдохла, хвост облез.
Час назад они выключили обогреватель, и теперь квартира понемногу остывала. Она посмотрела на часы — обе стрелки указывали на единицу. В такое время все равно не слишком жарко, подумала она. Сквозняка, правда, тоже нет: молочные ленты дыма неподвижно висят под потолком. Она задумчиво перевела взгляд на карточный стол — на нем бутылка виски и беспорядочно перемешанные шахматы. На раскрытую книгу, лежащую вверх корешком на полу, — на лист салата, забытый в углу с тех пор, как Маршалл обронил его, размахивая бутербродом. На маленькие мертвые окурки и на разбросанные полуобгорелые спички.
— На, укройся, — рассеянно сказала она, раскатывая одеяло у него в ногах. — Тебя может продуть.
Он открыл глаза, сине–зеленые, как и его свитер, и вяло уставился на нее. Уголок одного глаза пронизывали тоненькие розовые нити, почему‑то придававшие его взгляду простодушное выражение пасхального кролика.
Он всегда выглядел так молодо — даже не на двадцать… Голова откинулась ей на колени — шея выгнута над горловиной и кажется очень хрупкой от того, что на ней мягко проступают хрящи и связки. Темные волосы ссыпались на бледный лоб.— Отрешенное величие…
Он говорил, и его веки опускались в изнеможении, пока не превратили глаза в щелочки, казалось, смотревшие на нее с насмешкой. Она вздрогнула, вдруг осознав, что он не так пьян, как хочет казаться.
— Можешь перестать разлагольствовать, — сказала она. — Филип ушел, здесь одна я.
— Это в прирооооде вещей — чтобы такая точка зрения — точка…
— Он ушел домой, — повторила она. — Ты его выкурил своими разговорами.
На секунду ей представился Филип, подбирающий окурки, — его небольшое подвижное тело, светлые волосы, спокойные глаза.
— Он вымыл нам всю посуду и даже хотел подмести пол, но я уговорила его не возиться.
— Он… — начал Маршалл.
— Видя, в каком ты состоянии — и как я устала, — он даже предложил раздвинуть диван и уложить тебя в постель.
— Какое милое занятие… — изрек он.
— Но я его отправила домой. — Перед ней возникло лицо Филипа в то мгновение, когда она закрывала за ним дверь. Она вспомнила его шаги по лестнице и свое ощущение — наполовину сочувствие его одиночеству, наполовину нежность — то, что она чувствовала всегда, прислушиваясь к тому, как кто‑нибудь уходит от них в ночь.