Яна Дубинянская
Пансионат
Пролог
Подъезжает автобус.
К запертым воротам. Перекошенным, ржавым, одна створка висит наискось, на другой – поверх половинки названия тонкой вязью – намотана кольцами колючая проволока, так что не разобрать, а посередине торчит огромный замок. Рядом будка, запертая, глухая. Водитель, спрыгнув на землю, уверенно идет туда.
Из автобуса выбирается беременная женщина. Подходит к решетке, берется за прохладные прутья обеими руками, прислоняется лбом. Дышит.
Следом соскакивает с подножки молодой парень, потом еще двое. Закуривают. За ними вываливается компания постарше, странная, средневеково-ряженая, их человек пять, они закуривают тоже. Постепенно из автобуса тонкой струйкой выбираются почти все пассажиры. Сигаретный дым поднимается локальным облаком, женщина у решетки морщится, отходит подальше. У ее ног сквозь чугунные прутья пробиваются, как стрелы, кожистые листья какого-то южного растения.
Маленькая японка прицеливается в ворота объективом: фотографирует. Маленький японец кладет ей руку на плечо. Две красивые девушки в мини осматриваются по сторонам. Двое веснушчатых детей, мальчик и девочка, с визгом гоняются друг за другом, веснушчатый отец прикрикивает на них, они не обращают внимания, но молчание уже нарушено. Все начинают говорить. Ровным неразборчивым гулом. Кажется, никто никого не слушает и не слышит. Бледная черноглазая девочка смотрит из окна.
Возвращается водитель и жестами подгоняет людей вернуться в автобус. Курящие пассажиры поспешно затягиваются напоследок, бросают длинные окурки на асфальт. Хрупкая старушка, едва появившаяся в проеме, возвращается в салон и выглядывает из-за занавески. Возникший из мертвой будки человек в униформе отпирает замок на воротах. Мать и отец загоняют в автобус детей. Немолодой импозантный мужчина помогает взойти на ступеньки беременной, она садится последней.
Они готовы ехать дальше. Их двадцать восемь, включительно с детьми, не считая водителя, который вообще не при чем – доставит и уедет.
Автобус въезжает внутрь, удачно вписавшись между кривыми полуоткрытыми створками, название пансионата так никто и не успевает прочесть. Едут вниз по серпантину, усыпанному сухими листьями с ярко-желтых и бордовых кустарников, растущих между вечнозелеными деревьями с мощными, уходящими в небо кронами. В стороны виляют боковые аллеи, некоторые завалены буреломом, по краям громоздятся груды стройматериалов, кое-где тонут в палой листве опрокинутые скульптуры. На одном из витков в проеме между деревьями мимолетно мелькает море спокойного серо-свинцового цвета.
Подъезжают прямо ко входу в корпус. Здесь водитель окончательно высаживает всех, открывает багажник, помогает пассажирам разобрать сумки и кофры, у кого они есть. Он торопится, прикрикивает негромким матом. Ему хотелось бы уехать поскорее отсюда.
Люди постепенно, словно вода в воронке, всасываются внутрь. Вытягиваются вереницей к стойке, за которой восседает квадратная женщина, распахнувшая перед собой гигантского формата тетрадь в клеточку. В тетради – записи от руки очень неразборчивым почерком. За спиной – фанерная доска, прошитая, как шрапнелью, круглыми отверстиями, из которых торчат массивные деревянные груши с маленькими ключами.