Леонид Панасенко
Статисты
Воздух вдруг как бы сгустился — дышать стало совершенно нечем. К кисло-пресному привкусу металла и вездесущей пыли прибавился острый запах мочи.
Тони брезгливо поморщился.
«Сидят… Или стоят, уцепившись за что-нибудь… Втискиваются в спинки сидений, в стенки вагонов, прижимаются к закрытым дверям. Лучше всего тем, кто сидит. Они обезопасили себе спину. По крайней мере, хоть сзади тебя не ударят, не пырнут ножом, не вцепятся в горло… Они все в трансе. Замерли, сжались, затаились, оцепенели, будто гусеницы в коконе. Их всех душит страх. За себя, за родных и близких, которые остались на поверхности и, по-видимому, погибли. В лучшем случае — раненные или потерявшиеся во взорванном мире… Эти выжили. Но все они раздавлены отчаянием. Наверху — руины города. Здесь — тупое отчаяние и бессмысленная надежда. Они сидят и стоят, вжимаются в стены вагонов и надеются: вот зажжётся свет, появятся полицейские или солдаты. Их найдут, выведут, спасут…
Бедные безмозглые существа, чья выживаемость не выше, чем у бабочки-однодневки. Кому они нужны?! Они не видят друг друга, но слышат чужое дыхание, и оно представляется им дыханием хищного зверя. Они боятся промолвить слово, заговорить с попутчиком. Если где и прорвётся слово, то бессвязное, истеричное. Как камень в горах вызывает лавину, так слово во мраке вагона, стон или крик открывают тайную запруду, и оттуда выхлёстывает волна ужаса, гонит несчастных неведомо куда. Они натыкаются во тьме на стены, сиденья, бегут, сбивая друг друга с ног.
Те, кто решился выскочить из поезда, тут же пропадают в лабиринте тоннелей… Это в случае паники. Большинство же предпочитает сидеть по вагонам. Страх не даёт им отлепиться от стенки, оторваться от поручня, выйти из поезда хотя бы по нужде. Они задыхаются от нехватки воздуха и зловония и всё-таки тайком мочатся под себя…»Тони по-прежнему ничего не видел, но по сгустившемуся воздуху, запаху металла и мочи определил: впереди очередной поезд. Снова придётся объяснять этим полоумным, что помощи ждать напрасно, единственный путь к спасению — пробираться к станциям, которые на окраине города. Они могли уцелеть. Придётся командовать этим стадом, объяснять раз, другой и третий, орать и ругаться, а они будут молча пугливо щуриться в свете фонарика — ну настоящие тебе куры на насесте — и не понимать, чего от них хотят.
— Слушай, Беспалый, — толкнул его Арчибальд. — Кто-то кричит.
Тони оторвался от своих грустных мыслей, прислушался.
— …Помо…помоги-и-ите…
Звук был глухой, невнятный, словно из-за стены или перегородки. Кричала, очевидно, женщина.
«Это в вагоне», — сориентировался Тони.
— За мной! — скомандовал он Арчибальду и, выставив покалеченную руку вперёд, чтобы не разбить голову о вагон, побежал по шпалам.
Приоткрыв дверь хвостового вагона, Тони увидел тусклый свет фонарика и суетящиеся вокруг него тени.
— Ещё раз крикнешь, мы тебя крысам скормим. По кусочку, — с угрозой сказал тот, кто держал фонарик. — Серьги и кольца, быстро! Они тебе уже не понадобятся.
Голос грабителя показался Тони знакомым.