Михаил Тырин
Кратчайший путь
Как по заказу предновогодние вечера в этот раз выдались мягкими и снежными. Народ заполнял улицы и магазины, судорожно хватая все, что можно будет съесть или подарить в час Нового года. Настроение было, сами знаете какое: расслабленное одурение, немотивированная счастливость. И еще легкость от того, что все дела можно благополучно забыть на ближайшие десять дней, а сейчас — только пить, звонить, поздравлять и радоваться жизни. Я широко шагал по тротуару в расстегнутом пальто, с бутылкой пива в руке и блуждающей улыбкой на устах. Я был счастлив и беззаботен. Я шел с работы с традиционной учрежденческой вечеринки со всеми ее сопутствующими признаками: копченой колбасой, шпротами, пластиковыми стаканчиками, опьяневшим и резко поглупевшим шефом, плавным превращением строгих девушек-менеджеров в отвязных боевых подруг.
Напившись, нахохотавшись и наделав кучу веселых пьяных глупостей, мы разошлись. Но для меня вечер еще не кончился. Меня ждали у Гоши: там отмечать праздник начали заранее. У Гоши всегда куча нового интересного народа, непринужденная обстановка, медленные танцы при свечах, впечатляющие запары в холодильнике. Одним словом, идеальная атмосфера для самовыражения, которого так не хватает в мертвых стенах офиса.
Я шагал к Гоше, пытаясь вспомнить какие-нибудь свежие анекдоты, чтобы было чем сразу понравиться или хотя бы выделиться. У одной из витрин стояли десятка полтора человек — они не смеялись, не кидались снежками, они что-то рассматривали.
Я вежливо протиснулся к витрине — и у меня захватило дух от красоты, открывшейся глазам. Я увидел маленькую чудесную страну. Чьи-то умелые руки тщательно и любовно создали за стеклом магазина запорошенный снегом лесок, несколько десятков избушек со светящимися окнами, дорогу, уходящую в темноту, украшенную гирляндой елку на площади.
Все было такое хрупкое, сказочное и одновременно похожее на настоящее, что я не мог оторвать глаз. Мне подумалось: если долго на это чудо смотреть, можно поверить, что все это — реальный мир, что в крошечных домиках живут люди, а в будках зябнут дворняги.
Я пошел дальше, и настроение немного переменилось. Что-то щемящее появилось в сердце, какая-то смесь любви и жалости… к кому — не знаю. Может, просто к роду человеческому, который на самом деле так хрупок и слаб.
А потом пришлось вернуться в реальность. Арка, через которую я намеревался пройти к дому Гоши, оказалась загорожена. В сумерках трещал трактор, несколько рабочих раскапывали траншею, из которой валил густой пар. Кому-то не повезло — в канун праздника лопнула теплотрасса.
Я двинулся было в обход, но через минуту внезапно оказался на темной улочке с одноэтажными домами, о которой раньше даже не подозревал. Я знал, что нужно всего-то свернуть в сторону и пройти десяток-другой шагов — там новая «башня», призывный свет в окнах, звон рюмок и смех девчонок…
Но улица была глухая — никаких проходов. Только дома и заборы. Я все дальше удалялся от цели. Потом я увидел старый дом в два этажа — прямо за ним светились окна Гошиной многоэтажки. Мне следовало пройти через двор, но ворота оказались закрыты, а лезть через забор не хотелось.