Читать онлайн «Ищи борьбу всюду»

Работал я в «Комсомольской правде», в отделе учащейся молодежи, писал о школьной и студенческой жизни и не придавал ровно никакого значения тому, что вместе с друзьями ходил на Восточную трибуну стадиона «Динамо» на все мало-мальски интересные матчи. Это было прекрасное развлечение, и более всего оно устраивало истинностью, неотразимостью переживаний. Сколько раз, помню, пытался я доказать сам себе, что мои болельщические восторги и печали не имеют реального смысла, что все это условно и призрачно. Но самые разумные доводы были бессильны спасти от наваждения. И хотя были приятны часы, которые я проводил за изучением турнирной таблицы или за обсуждением с друзьями подробностей матчей, я всегда знал, что эти часы как бы от лукавого, они отвлекают то от подготовки к экзамену в институте, то, позже, от работы.

И вот однажды остановил меня в длинном редакционном коридоре заведующий спортивным отделом Борис Иванов.

– Слушай, ты идешь на «Динамо»? Выручи, у нас все в разъезде. Двадцать строчек. Продиктуешь?

Видя мое недоумение и подумав, наверное, что я шокирован столь пустяковым поручением, он успокоил меня:

– Подпись твою ставить не будем…

И появилась на следующий день в «Комсомолке» двадцатистрочная заметка о матче «Спартак» – ВВС. Впервые я смотрел футбол, так сказать, профессионально, стараясь извлечь из полуторачасового зрелища достойное упоминания в газете. Пусть смутно, но я почувствовал, что на стадионе можно не только посиживать, предаваясь блаженному «болению», но там можно и работать.

Было это в 1949 году. Спустя недолгое время спорт и футбол, а потом один футбол стал моей темой.

Выходит, более чем двадцатилетний стаж? Трудовая книжка, возможно, это и засвидетельствует. Я же сам отношусь к этому вроде бы заслуживающему уважения стажу с большим сомнением…

Уже сотрудничая в «Советском спорте», я написал корреспонденцию, которая мне самому ужасно понравилась. И я решил показать рукопись Петру Ефимовичу Исакову, тому самому, который за свою игру удостоился прозвища «профессор».

Я самонадеянно считал, что моя корреспонденция, написанная лихо, где беспощадно критиковались некоторые известные мастера (про одного форварда, не забившего пенальти, говорилось, что такой промах не прощают даже в матче дворовых команд), должна произвести на Исакова впечатление. И вот он читает, а я слежу за выражением его лица. Он сосредоточен, внимателен. И только в какие-то моменты его брови подскакивают, лоб бороздят крупные складки. Я доволен, впечатление произведено…

Исаков отдает мне листочки, аккуратно их сложив. Я жду, а он молчит. Но что-то должно быть произнесено!

– Не знаю… Вам виднее. Я ведь не журналист. Какой из меня судья? Смотрите сами…

Мне бы уловить за тактичной отговоркой его сомнение. Но куда там! Молодой журналист наслаждается своим правом высказать публично все то, что позаимствовал на Восточной трибуне, и глух к деликатно выраженному несогласию пожилого мастера. А если бы и уловил, то, скорее всего, расценил это несогласие как попытку выручить людей одного с ним цеха. Корреспонденцию напечатали. До сих пор я стыжусь ее…