Высоцкий Владимир
Книга 2
ОТ АВТОРА
Дело в том, что все песни, которые я пою, я пишу сам, — и текст, и музыку. Сам их исполняю и сам, как могу, подыгрываю себе на гитаре. Поэтому я совсем не принадлежу к разряду эстрадных певцов.
Это есть жанр авторской песни, исполнительский жанр. И можно это называть пением или речитативом, и как угодно.
Во всяком случае, просто у нас не практикуется, чтобы человек сам делал, так сказать все, чтобы он был един в трех лицах. Разные авторы песен, которые поются с эстрады.
Но я считаю, что то, что делаем мы, — вот несколько человек есть, — вы их иногда слышите: некоторых по телевидению, ну меня нет, а в кино вот я пишу, — это правильно вот почему.
Я стараюсь все песни, которые я написал, — а их шестьсот, исполнять сам. поэтому я не очень доволен, когда поют мои песни другие певцы.
Не от того, что они их портят, — они, вероятно, поют их лучше. А просто они, вероятно, не могут сказать то, чего я хотел в этой песне.
И иногда песне приписывается значение такое после этих исполнений, которого она не имеет, она не несет таких нагрузок.
Ну вот, это я просто так, небольшую преамбулу. А теперь песни.
Город Ташкент
20 сентября 1973 года.
Инструкция перед поездкой за рубеж
Я вчера закончил ковку, и два плана залудилИ в загранкомандировку от завода угодил. Копоть, сажу смыл под душем, съел холодного язяИ инструкцию прослушал, что там можно, что нельзя. Там у них пока что лучше бытовоТак, чтоб я не отчебучил не того,Он мне дал прочесть брошюру, как наказ,Чтоб не вздумал жить там сдуру, как у нас. Говорил со мной, как с братом, про коварный зарубеж,Про поездку к демократам в польский город Будапешт:«Там у них уклад особый, нам так сразу не понять,Ты уж их, браток, попробуй хоть немного уважать. Будут с водкою дебаты, отвечай:Нет, ребята-демократы, только чай. От подарков их сурово отвернись,Мол, у самих добра такого завались». Он сказал: «Живи в комфорте, экономь, но не дури. Ты гляди, не выкинь фортель — с сухомятки не помри. В этом чешском Будапеште уж такие времена. Может скажут: „Пейте, ешьте“, ну, а может, ни хрена». Ох, я в Венгрии на рынок похожу. На немецких, на румынок погляжу. Демократки, — уверяли кореша,Не берут с советских граждан ни гроша. «Буржуазная зараза там всюду ходит по пятам. Опасайся пуще сглаза ты внебрачных связей там. Там шпионки с крепким телом, ты их в дверь — они в окно. Говори, что с этим делом мы покончили давно. Но могут действовать они не прямиком,Шасть в купе, и притвориться мужиком. А сама наложит тола под корсет…Ты проверяй, какого пола твой сосед»Тут давай его пытать я:«Опасаюсь, маху дам. Как проверить?Лезть под платье? —Так схлопочешь по мордам».
Но инструктор парень-дока, деловой. Попробуй, срежь!И опять пошла морока про коварный зарубеж. Я популярно объясняю для невежд:Я к болгарам уезжаю, в Будапешт. Если темы там возникнут — сразу снять. Бить не нужно. А не вникнут — разъяснять. Я по ихнему ни слова ни в дугу и ни в тую. Молот мне — так я любого в своего перекую. Но ведь я не агитатор, я потомственный кузнец,Я к полякам в Улан-Батор не поеду наконец. Сплю с женой, а мне не спится: «Дусь, а Дусь. Может я без заграницы обойдусь?Я ж не ихнего замеса, я сбегу. Я ж на ихнем ни бельмеса, ни гу-гу». Дуся дремлет, как ребенок, накрутивши бигуди. Отвечает мне спросонок: «Знаешь, Коля, не зуди. Что-то, Коль, больно робок. Я с тобою разведусь. Двадцать лет живем бок о бок, и все время Дусь, да Дусь. Обещал, забыл ты, верно, ох хорош!Что клеенку с Бангладеша привезешь. Сбереги там пару рупий, не бузи. Хоть чего, хоть черта в ступе привези». Я уснул, обняв супругу, Дусю нежную мою. Снилось мне, что я кольчугу, щит и меч себе кую. Там у них другие мерки, не поймешь — съедят живьем. И все снились мне венгерки с бородами и ружьем. Снились Дусины клеенки цвета бежИ нахальные шпионки в Бангладеш. Поживу я, воля божья, у румын. Говорят, они с поволжья, как и мы. Вот же женские замашки: провожала — стала петь. Отутюжила рубашки — любо-дорого смотреть. До свиданья, цех кузнечный, аж до гвоздика родной. До свиданья, план мой встречный, перевыполненный мной. Пили мы, мне спирт в аорту проникал. Я весь путь к аэропорту проикал. К трапу я, а сзади в спину, будто лай:«На кого ты нас покинул, Николай!»