Николай Богданов
Когда я был вожатым
Как мы спорили
Нет, ты не прав!
— А я с тобой не согласен!
— Весь смысл пионерского движения в организованности сверху!
— А я за широкую самодеятельность ребят.
— Но это же анархия, зачем тогда вожатые? Мы же призваны руководить.
— Но не водить за руки. Мы не поводыри, а вожаки!
— Не понимаю разницы…
— Поводырь водит робких слепых, которые без него ни шагу, а вожак ватагу удальцов.
— Ха-ха-ха! Договорился: вместо юных пионеров<p>— юные запорожцы. Пойми, ведь это же дети.
— Нет, наши ребята не дети, а мы для них не няньки, а товарищи!
Сколько же мы тогда спорили, вожатые первых пионерских отрядов! Особенно я с Вольновой. На курсах нас так и прозвали «друзья-враги». Мы всегда занимали крайне противоположные позиции.
Если я говорил:
— Надо всячески поощрять выдумки ребят.
Она тут же вскрикивала:
— Какие выдумки? Мало ли что они напридумывают!
Мы должны им прививать только то, что нужно для людей будущего, ведь им при коммунизме жить!
— Что значит жить при… чем-то, при ком-то? Это приживальчество. Наши отцы не жили при капитализме, а боролись против капитализма. А ребята будут строить коммунизм, а не жить при нем, как иждивенцы!
— Ну знаешь, основное уже будет построено. Их надо подготовить к тому, чтобы пользоваться плодами коммунизма. Быть здоровыми, сознательными, дисциплинированными… Гармоничными во всем.
— А конкретно: пуговицу они должны будут уметь пришить? Обед приготовить? Обувь починить?
— Вот смешно! Вот отсталые понятия! Да в будущем, может, и одежда-то будет без пуговиц. Обед заменит какая-нибудь одна пилюля.
И вообще за людей все будут делать машины!— А людям и делать будет нечего! Вот здорово! Нам нужно готовить в основном бездельников!
— Не бездельников, но людей, у которых, конечно, будет больше свободного времени, чем у нас… Надо им прививать любовь к спорту, к музыке, к театру.
— А к труду? Ведь основа всего<p>— труд.
— Но не к такому, как теперь, ведь они будут уже не рабочими. Само слово это отомрет. Они будут командирами техники, властелинами машин…
— Не люди, а боги!
— Не доводи до абсурда. Не боги, конечно, но и не люди по нашему подобию…
— А по какому же?
— Вот в этом-то и сложность. Мы<p>— люди, у которых еще много от старых навыков, от прошлого, — должны воспитать людей будущего, привить им высшие навыки.
— Я бы с удовольствием привил им и мои старые навыки<p>— умение косить, пахать…
— Ну вот, — смеялась Вольнова. — я же говорю, любовь к анархии<p>— это у тебя от крестьянской стихии, в которой ты провел неорганизованное детство: скакал на неоседланных лошадях, когда человечество давно освоило седло и стремена, глотал дым костров, когда есть электричество, пил ключевую воду, не имея понятия, что есть водопровод. Какие же навыки принесешь ты людям будущего?
— Комсомольскую боевитость.
— Лучше бы организованность!
— Только не на скаутский манер!
Тут Вольнова всерьез обижалась. Она ставила себе в заслугу, что, участвуя в скаутском движении, помогла взорвать изнутри и разоблачить эту организацию воинствующих буржуйских сынков. И считала, что нам нужно перенять немало полезного, что было у скаутов: их военизированные игры, методы физической закалки, строгую дисциплину, основанную на подчинении младших старшим. Я же считал, что нам у буржуйских сынков учиться не следует, у нас свои, комсомольские традиции есть.