Эрнест Уильям Хорнунг
Мартовские иды
Около половины первого ночи я вернулся в Олбани – то была последняя отчаянная попытка спастись. Там, где меня постигла катастрофа, почти ничего не изменилось. На столе по-прежнему валялись фишки для игры в баккара, стояли пустые бокалы и набитые окурками пепельницы. Открытое окно, вместо того чтобы вытягивать дым, впускало туман. Сам Раффлс всего лишь сменил смокинг на один из своих многочисленных блейзеров, однако поднял брови с таким выражением, будто я вытащил его из постели.
– Вы что-нибудь забыли? – спросил он, открыв мне двери.
– Нет, – ответил я, бесцеремонно протискиваясь в переднюю.
Я сразу направился в его комнату с нахальством, поразившим меня самого.
– Но ведь вы явились не за реваншем. Для реванша,
боюсь, нам понадобятся партнеры. Я и сам пожалел, что ос-тальные…
Мы стояли у камина лицом к лицу, и я его прервал.
– Раффлс, – сказал я, – можете сколько угодно удивляться моему возвращению, да еще в такой поздний час. Я вас почти не знаю и до нынешнего вечера у вас не бывал. Но в школе я был вашим фагом, и вы говорили, что помните меня. Конечно, это меня не оправдывает, но вы можете уделить мне пару минут?
Я так волновался, что сперва с трудом находил слова; однако по мере того, как я говорил, выражение его лица придавало мне надежды. Я не ошибся.
– Разумеется, старина, и не пару, а сколько угодно. Закурите сигарету и усаживайтесь, – ответил он, протянув мне свой серебряный портсигар.
– Нет, – сказал я, совладав наконец с голосом, и помотал головой, – нет, я не буду курить и не буду садиться, спасибо. Да вы и не станете предлагать мне ни то, ни другое, когда я вам все расскажу.
– Вот как? – заметил он, прикурив сигарету и одарив меня своим ясным голубым взглядом.
– Интересно, почему?– Потому что, скорее всего, вы укажете мне на дверь, – вскричал я с горечью, – и будете правы! Но не стоит говорить недомолвками. Вы знаете, что я только что просадил больше двух сотен?
Он кивнул.
– Денег при себе у меня не было.
– Помню.
– Но чековая книжка была, и я каждому из вас выписал по чеку за этим самым столом.
– Ну, и?
– Все эти чеки, Раффлс, не стоят бумаги, на которой написаны. Я уже превысил свой счет в банке.
– Разумеется, временно?
– Нет. У меня ничего не осталось.
– Но мне говорили, что вы так богаты. Я слышал, вам привалило наследство?
– Так и было. Три года тому назад. Оно обернулось для меня проклятьем: я спустил все – до последнего пенса. Конечно, я был идиотом, второго такого дурня свет не видывал… Разве этого для вас не достаточно? Почему вы меня не вышвырнете?
Однако вместо этого он принялся мерить комнату шагами, погрузившись в размышления.
– Не могли бы родные помочь вам? – спросил он наконец.
– Слава богу, – воскликнул я, – у меня нет родных! Я был единственным ребенком – и единственным наследником. Только одно меня утешает – родителей моих нет на свете и они ни о чем не узнают.
Я упал в кресло и спрятал лицо в ладонях. Раффлс продолжал расхаживать по роскошному ковру, гармонирующему с прочим убранством комнаты, ступая все так же мягко и ровно.