Дил Борден
Старая коробка из-под сигар
Борден ДИЛ
Старая коробка из-под сигар
Перевела с английского Н. ЛИБЕРМАН
Томми не испытывал страха до тех пор, пока не снял трубку. Тогда он понял, что боится, потому что голос его дрожал.
- Полицию, - сказал он таи, как говорили по телевизору. - Соедините меня с полицией.
- Что тебе надо, мальчик? - спросила телефонистка раздраженно. Так обычно говорят взрослые, когда им не нравится игра, которую затеял ребенок.
Он старался говорить спокойно. Ему хотелось плакать, но он знал, что еще нельзя. Еще долго нельзя будет.
- Полицию, - повторил он. - Кто-то застрелил Марка и мою маму. Их кто-то убил.
Он услышал, как телефонистка ахнула, и понял, что теперь все в порядке: она уже не думает, что это игра. Затем его соединили с полицией. Теперь уже было легче: ему просто надо было сказать свое имя и где он живет, и что мама и Мари лежат мертвые на полу - кто-то застрелил их.
Он положил трубку, сел на диван, не сводя глаз с противоположной стены, чтобы заставить себя не смотреть на трупы. В комнате было тепло, но он мерз в пижаме. Ему очень хотелось снова очутиться в теплой постели и слышать голоса Марка и матери в гостиной. Ему хотелось проснуться и убедиться, что всего этого нет в действительности и что сюда не мчатся полицейские машины, громко завывая сиренами.
"А что, если включить телевизор?" - подумал Томми. Ему всегда было интересно, какие программы показывают в это время. Но он понимал, что сейчас этого не следует делать. Надо сидеть в пижаме на диване, пока не приедут полицейские.
Нельзя даже пойти в комнату отца и ждать их там; надо ждать здесь, в этой комнате, где лежат трупы.Он уже слышал пронзительный вой сирены, сначала издалека, а затем все ближе и ближе. По телевизору вой сирены не был таким громким, даже когда полицейские машины находились перед самым экраном.
Потом послышался звук, похожий на тихое рычание, и машина остановилась перед домом. Он услышал, как они идут по дорожке, но не шевельнулся, пока не зазвонил звонок. После сирены он показался ему нежным, музыкальным, привычным.
Тогда Томми слез с тахты и пошел открывать дверь. Высокие люди, одетые в синюю форму, прошли мимо него в комнату.
- Ну и дела! - сказал один из них. - А ведь малыш не соврал!
Теперь ему не страшно было смотреть на трупы, потому что полисмены тоже смотрели на них. Он стоял посреди комнаты, наблюдая за полицейскими, и его босые ноги мерзли на кафельном полу. Марк сидел в кресле, как обычно, когда приходил к ним, и совсем не был похож на мертвого. Но Томми знал, что он мертв.
Мать тоже была мертва. Она лежала, неловко раскинувшись на пороге кухни. Из двух бокалов, которые она несла в руках, один только расплескался, а второй был разбит, и его осколки поблескивали на полу. Она всегда говорила, что если уронить какой-нибудь предмет на этом кафельном полу, то ему крышка. А вот теперь один из бокалов вовсе и не разбился.
Он хотел сказать полисменам, чтобы они не трогали трупы, но ничего не сказал. Они-то лучше знают, что делать, и не ему, восьмилетнему мальчику, указывать им. Томми снова уселся на тахту и стал ждать. Теперь он чувствовал себя хорошо.