Читать онлайн «Весь белый свет»

Автор Ирина Ракша

Белый свет

Худ. Юрий Ракша. Этюд. "Вечереет. У перевала". Бум. акварель.

                БЕЛЫЙ СВЕТ

                Роман

                Светлой памяти Юрия Ракши —

                мужа, друга, художника

Тихие, дымные стволы из труб, расширившись кверху, вытянулись над деревней нестройным рядом. Подперли вечернее, зеленоватое, как тонкий лед, небо и стояли так, не шелохнувшись, на фоне синеющих сопок, далеко видные от реки. Однопосадная длинная улица, тянувшаяся вдоль тракта, словно вымерзла — опустела, смолкла, приготовилась к ночи.

Сергуня Литяев, выйдя последним из чайной после стакана беленькой, даже не поежился, старые кости его и жесткая темная кожа были привычны к морозу. Он стоял в своей новенькой распахнутой телогрейке, глядел вокруг добрыми голубыми глазками и размышлял, куда бы лучше пойти, направо или налево: домой или же в «экспедицию».

В темнеющем небе с неяркими ранними звездами сразу узрел среди других свой дым, самый последний, на краю села. И как увидел он этот белый и плотный дым, разведенный Лучихой, так сразу решил, что лучше домой не ходить. Лучше идти в другую сторону, в барак «экспедиции», где обычно ночуют шоферы. Решил, что там у него неотложное дело, и двинулся. Но, пройдя шагов пять, в удивлении остановился. Гладкая дорога, за день до блеска укатанная колесами и полозьями, была почему-то зыбкой и неустойчивой. Она качнулась, дернулась у него из-под ног, как половик, и Сергуня чуть не упал. Но все-таки устоял, взмахнув руками, как подбитая птица. Весело усмехнулся:

— Ах, язви те... Все балуешь?. . Ну, балуй, балуй...

На минуту он укрепился на широко расставленных ногах, нахлобучил поглубже шапку-треух, рыжую и кудлатую, по которой его всегда узнавали издали, и пошел дальше.

Второй такой шапки в округе не было. Одно ухо всегда опущено, другое всегда торчит кверху с веселым задором, как у доброй корноухой собаки. Но все это не оттого, что Сергуня вахлак какой-нибудь или чудик. Совсем даже нет, он, можно сказать, «партизан, живая страничка истории» — так про него напечатали в местной газете; персональный пенсионер областного значения. Его теперь и на праздники на ноябрьские и на майские всегда в клубе в президиум «садят», чтоб люди могли лишний раз на него поглядеть. А ему всегда было страшно и даже совестно слышать полностью свое имя, фамилию, отчество в тишине многолюдного зала, произносимое молодым председателем Сухаревым громко и очень отчетливо: «Сергей Иванович Литяев! Прошу вас пройти на сцену». Он не привык к величанию. Стеснялся. «Сергуня» ему как раз было впору, по его малому росту и по свойствам характера. Впору, как обношенные, ладные сапоги, менять которые было не к чему. Это имя — ласковое и любовное — приклеилось к нему с давних лет юности, когда он русоволосым юрким парнишкой летал по тайге, доставлял пакеты из отряда в отряд, ходил в разведку. И приклеилось навсегда, до самой старости. Да и жена его всю жизнь так называла.

Казалось, в своей деревне Сергуня жил вечно. К нему привыкли и стар и мал. Каждый день его видели то там, то сям. И потому в праздники в зале клуба посмеивались, конечно, глядя, как он, сняв шапку, торопливо вылезал из рядов. Но Сухарев всегда строго стучал авторучкой по графину и терпеливо ждал, пока старик не выйдет на сцену и не займет своего почетного места. Видать, председатель хотел, чтоб живой его образ постоянно напоминал деревенским о героических делах в их прошлом. Да к тому же Литяев последний такой остался в округе. Остальные «партизаны» все уже померли.