Людмила Бояджиева
Фрэнк Синатра: Ава Гарднер или Мэрилин Монро? Самая безумная любовь XX века
…Я понял: он умирает. В палате интенсивной терапии Лос-Анджелесской клиники, окруженный детьми и женами, взволнованным медперсоналом, безмолвными секьюрити, он тихо уходит под прощальные всхлипывания близких и замирающее пиканье аппаратов. Король, Мистер Голубые Глаза, Золотой Голос Америки, Президент шоу-бизнеса – великий Фрэнк Синатра.
Мой отец.
Я все-таки написал эти слова. И пусть кто-то сочтет меня авантюристом или психом, я вправе сказать это. Восемь последних лет я жил только мыслями о нем, я следил за ним, обдумывал в деталях почти невероятные обстоятельства моего рождения и только сейчас, в преддверии его смерти, решился высказать свою полную убежденность – никому не известный сын Фрэнка Синатры живет на этом свете уже сорок пять лет. С того момента, как в клинике Уганды жене знаменитого певца, блистательной голливудской диве Аве Гарднер, объявили о том, что у нее случился выкидыш. В эту знакомую всем историю судьба внесла одну маленькую поправку: почти семимесячный плод мужского пола весом тысяча пятьсот сорок грамм выжил. Каким образом и почему это случилось, я изложил подробно в своих записках.
Сразу же заявляю: я не собираюсь принимать участия в разгоревшейся уже борьбе за наследство Синатры. Я не рассчитываю на дешевый успех запоздалого скандала и утверждение своих прав. Я даже не намерен издавать свою рукопись, вернее, заметки, сделанные в часы раздумий. Просто соберу их в папку, в надежде… На что я, собственно, надеюсь, чего хочу? Хочу видеть его – моего отца. До слез, до сердечных спазмов. И знаю, что никогда уже не смогу сделать этого. У меня голубые глаза и его лицо. У меня смоляные волосы матери. Не доказательства? Разумеется. Да и к чему мне они? Тот, кто, возможно, прочтет эти записи, надеюсь, оценит мое затянувшееся молчание. Ни деньги, ни известность мне не нужны. Я одинок. Я болен.
И нет на свете ничего, что могло бы изменить мою жизнь к лучшему.Фантастические рассказы и мыльные оперы не в чести у серьезных людей. Но реальность зачастую куда богаче вымышленных сюжетов. Только вместо хеппи-энда, раскрывающего в финале хитросплетения странных случайностей, действительность хранит свои тайны. Пусть останется и еще одна – ни своего настоящего имени, ни подлинных имен людей, принимавших участие в моей истории, я называть не буду. Я лишь хочу, чтобы обо всем этом кто-то знал. Я гордился ими, страдал за них, стыдился и восхищался. Я любил и ненавидел их – отца и маму. Смутные чувства с примесью обиды или надежды забыты. Неразделенная любовь – вот и все, что останется от моей жизни. Жизнь уйдет. А любовь… Не правда ли, даже такая – нелепая, изломанная, безответная любовь – бессмертна?
От составителя
Осенью 1998-го я вернулся домой после продолжительного отсутствия. Среди бумаг и рекламного хлама, доставленного почтой, я обнаружил бандероль, имя отправителя которой мне ни о чем не говорило. Распечатав конверт, я начал читать находящуюся в нем рукопись и не мог остановиться, пока не завершил чтения. Записки Мартина З. поразили меня, и я долго задавал себе вопрос: что делать с ними? Подозревал мистификацию, шутку и, наконец, решил встретиться с автором. Я нашел дом и квартиру отправителя, но самого Мартина, увы, не застал в живых. Автор этих строк умер в одиночестве в мае 1998-го, через три дня после смерти Фрэнка Синатры. Он умер от разрыва сердца, пытаясь прорваться с тысячными толпами фанатов к гробу великого Фрэнки. Это я узнал от хозяйки его убогого жилья, сохранившей две толстые папки – вырезки из журналов и газет с фотографиями Синатры и Гарднер.