Немало горя, муки и печали,Ослом оборотясь, изведал я,О чем и повествую. Но вначалеЧитателям открою не тая,Что голос мой — не фебова руладаСтрока — не геликонова струя,Засим, что гармонического ладаУж нет у стихотворцев, а осламПодобного тем более не надо. И, написав свою поэму сам,От ругани я не утрачу духа,И похвалам значенья не придам. Уж если человеческое ухоНе слышит голоса разумных нот,Ослиное-то к ним тем паче глухо. И пусть осла хозяин палкой бьет,Ослиное упрямство только гаже:Мол, сделаю как раз наоборот. О том поговорим еще, пока жеСкажу: явил в обличии ослаПремного я и норова и блажи. Хмельной воды напиться — повелаМеня Сиена; ну, да что земная!И геликонова мне не мила!Итак, обильем ругани и лаяКому-то я и не потравлю, чать. Но небо, милости ниспосылая,Да не наложит немоты печать!Я, об ослиной говоря судьбине,Хочу с одной побасенки начать. Дом во Флоренции был — есть и ныне. А в нем семья жила и отрок рос. Отец и мать заботились о сыне. Но доводил отца и мать до слезСыночек их, по улице гоняя. И сею дурью занят был всерьез. Не ведая родные шалопая,Откуда на него и почемуНапасть необъяснимая такая. И приглашали докторов к немуИ голову ломали грамотеи. Но был и им вопрос не по уму. От каждой новой лекарской затеиНаш недоросль, недуг не поборов,По улице бежал еще быстрее!Но, наконец, один из докторовПообещал родителям больного,Что скоро будет их сынок здоров. Нам мило утешительное слово. И, зная, что недуг неизлечим,Обманщикам мы кланяемся снова. И снова надувательство простим,И разоримся, но врачам заплатим:Нам нездоровье — на здоровье им. Ученым словом и ученым платьемЦелителя был убежден отец.
Так не поверили б друзьям и братьям. И все стерпел безропотней овец,И снес кровопусканье малолеток. И признан исцеленным наконец. Не знаю, силою каких таблетокИль волхвований исцелился сын,Отцу же наш целитель молвил этак:Пусть-де, четыре месяца одинНе ходит сын. Пусть недреманным окомЗа ним следят, разумных серединУча держаться. Если ненарокомШаги ускорит, пусть уговорят,Где лаской убеждая, где упреком. И пролетели, стало быть, подрядБлагополучнейшие три недели. Тихоню новоявленного братПовел гулять по улице Мартелли. Спокойно отрок шествует, но вдругГлаза его куда-то поглядели —И вырвался наш паинька из рук:Пред улицею Ларга в нем на волеБылой опять заговорил недуг. И малого, спокойного дотоле,Опять охота странная берет,Не знаю, от того ли, от сего ли. С цепи сорвался отрок-сумасброд,Плащ бросил оземь, возопил: «А ну-ка,Все прочь с дороги!» — и помчал вперед. И покорились родичи без звука,Коль врач с отцом бессильны и вдвоем. Не помогли ни деньги, ни наука. Так мы, хотим иль нет, а признаем:Природу одурачивать — пустое. Все ж настоит хозяйка на своем. Мерещилось и мне, что уж давно яИзбавился от гнева и огня,Живу спокойно, умника не строя,Людей не осуждая, не браня. И люди уж не чаяли подвоха —Считали исцеленным и меня. Но наша с вами такова эпоха,Что даже благодушнейший добряк,И тот бранится — до того все плохо. И снова желчью мой язык набряк,Увы, как ни креплюсь я! Столько злобыВ душе от незадач и передряг.
Книгогид использует cookie-файлы для того, чтобы сделать вашу работу с сайтом ещё более комфортной. Если Вы продолжаете пользоваться нашим сайтом, вы соглашаетесь на применение файлов cookie.
