Рюрик Ивнев
Солнце во гробе
«По изрытым как оспа дорогам…»
По изрытым как оспа дорогам
Судорожно мечется
Душа — проклятая, оставленная Богом,
Еще теплая от ласк вечера.
Будто корабль, накреняющийся
Расщепленным корпусом,
Неприютной блудницей шатается,
Улыбается глазами раскосыми.
Как люблю этот запах смертный
Полоумных и светлых глаз.
Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный,
Помилуй нас.
7 ноября 1020.
Москва-Петербург (дорога).
«Виденья Рейна, торная Двина…»
Виденья Рейна, торная Двина,
Сухая пыль и солнце в Туркестане.
Я опьянел от черного вина
Географических воспоминаний.
В моем мозгу качаются сады,
И черепки, что раковины моря,
Перекликаются на все лады
В них звуки человеческого горя.
Отвага, мощь голландских моряков
И хитрость хлеборобов наших,
Во мне, в последнем, рвется из оков
Весь род мой, как вино из чаши.
Во мне, в последнем, вся тревога их,
Весь груз их душ — святых и изуверов,
И точно мышь меж прутьев жестяных
Христолюбивая томится вера.
Не потому ль душа моя полна
Таких несбыточных мечтаний?
Я опьянел от черного вина
Географических воспоминаний.
1910 Февраль
М.
«Сквозь мутные стекла вагона…»
Это стихотворение посвящается Григорию Колобову.
Сквозь мутные стекла вагона
На мутную Русь гляжу.
И плещется тень Гапона
В мозгу, как распластанный жук.
Распутин, убитый князьями,
В саване невского льда,
Считает в замерзшей яме
Свои золотые года.
Кому оценить эти муки?
Он жмет мне под черной водой
Живые, холодные руки
Горячею, мертвой рукой.
И третий, слепой, безымянный,
Желавший над миром царить,
Сквозь окна, зарею румяной,
Меня начинает томить.
И жжет меня Зимней Канавкой
И гулким Дворцовым мостом.
Последнею, страшною ставкой,
Языческим, диким крестом.
Сквозь мутные стекла вагона
На мутную Русь гляжу
И в сердце своем обнаженном
Всю русскую муть нахожу.
1918 Зима
М.
«В моей душе не громоздятся горы…»
В моей душе не громоздятся горы,
Но в тишине ее равнин
Неистовства безумной Феодоры
И чернота чумных годин.
Она сильна, как радуги крутые
На дереве кладбищенских крестов.
Она страшна, как темная Россия,
Россия изуверов и хлыстов.
Зачем же я в своей тоске двуликой
Любуюсь на ее красу?
Зачем же я с такой любовью дикой,
Так бережно ее несу?
1919 январь
М.
«И я отравлен жалом свободы…»
И я отравлен жалом свободы,
Чума запахнулась в мои уста.
Как государства и как народы
Я отвернулся от креста.
Но мертвый холод все бьется, бьется
В костях, как пойманная мышь.
Кто от креста не отвернется
Тот будет голоден и наг.
А неба черного широкий бак
Морозом мрамора в лицо мне дышет.
