Жаклин Монсиньи
Божественная Зефирина
ПРОЛОГ
НОВОГОДНЯЯ НОЧЬ
На широкой кровати под кружевным балдахином глубоким сном роженицы спала красивая молодая женщина. Умиротворенная улыбка озаряла нежное лицо, обрамленное рыжими волосами с медным отливом, которые пенились, будто самый игристый сидр.
В колыбели с золочеными фигурками и короной над изголовьем тем же мирным сном, что и его мать, спал ребенок, все еще связанный с ней невидимой пуповиной.
В высоком каменном камине тлел дубовый ствол, бросая красноватые отблески на гобелены, украшавшие стены комнаты. За окнами в эту ночь 1 апреля 1509 года ярилась снежная буря.
Церковный колокол пробил час ночи. Топот лошадей, промчавшихся галопом по старому подъемному мосту, долетел до башни Трех голубок, где почивала молодая женщина.
Еще не вполне проснувшись, она пошевелилась, а затем открыла глаза, более зеленые, чем изумрудный медальон, висевший у нее на шее. Это было странное и великолепное украшение, с которым она никогда не расставалась. На конце очень длинной цепочки из тончайшего золота, разделенной на пятьдесят пластинок, усыпанных драгоценными камнями, сверкал огромный изумруд величиной с орех, перевитый оправой в виде змеи с человеческой головой.
– Роже… – вздохнула прелестная юная мать, улыбаясь своему счастью.
Ей было двадцать лет, и самый прекрасный кавалер при дворе был ее мужем. Первенцу, которого она только что произвела на свет, предстояло возглавить длинную вереницу детей, чьи звонкие голоса вскоре оживят аллеи парка, окружавшего старинный замок ее предков.
Лошадиный топот постепенно стихал, удаляясь по направлению к Блуа.
Молодая женщина потянулась на своем ложе, словно мурлыкающая кошка. Она знала, что Роже вместе с верным оруженосцем Ла Дусером покинули дом, невзирая на поздний час, дабы немедленно известить их величества о рождении ребенка. Вне всякого сомнения, уже завтра утром король Людовик XII и королева Анна Бретонская лично навестят свою дорогую крестницу Коризанду.
Глаза у нее слипались, и она смежила веки, готовясь снова заснуть, как вдруг зловещий скрежет, исходивший от очага, заставил ее поднять голову. Перемычка тяжелого, сложенного из камней, камина, казалось, дрогнула.
Думая, что это ей чудится, молодая женщина торопливо поднесла тонкую руку ко лбу. Быть может, у нее начался жар? Но нет, кожа была столь же свежей, как июньский персик. В тишине, обволакивающей будто вата, едва нарушаемой потрескиванием тлеющего дерева, камин раскрылся, и резные львы, стоящие по бокам, сдвинулись с места. Коризанду била дрожь, кровь ее застыла от ужаса. Не в силах шелохнуться, парализованная страхом, она даже не подумала дернуть шнур звонка. Словно птица, зачарованная змеей, несчастная смотрела на черную тень, возникшую из зияющей дыры. Бесшумно скользя по полу, призрак приблизился к кровати под балдахином и слегка приподнял закрывавший его лицо черный капюшон.