Павел Владимирович Засодимский
Трагическая минута
I
В жизни иногда встречаются нам такие картины, такие потрясающие сцены, которые никогда потом не забываются. Они глубоко и резко запечатлеваются в памяти во всех своих подробностях, со всеми красками и оттенками. Например, проживи я хоть сто лет, не позабыть мне ни за что одной из таких поразительных сцен…
Это было не очень давно… Я с сестрой гостил в усадьбе нашей старой тетушки. Усадьба небольшая, и стоит она над рекой, в затишье, посреди лесов, полей и лугов; старый барский дом почти совсем спрятался в саду. Тетка безвыездно жила в своем старом деревенском доме в обществе старой ключницы и серого кота. Кота звали Матросом или – чаще, попросту – Матроской. Матросом прозвали его за то, что он, разыгравшись, с изумительною легкостью и быстротой карабкался на деревья, с ловкостью акробата цепляясь когтями за малейшие неровности коры; таким же образом спускался он с дерева и с саженной высоты прыгал на землю.
Матроско был любимцем моей тетушки: старушка всегда уделяла ему вкусный кусочек и поила его со своего блюдца чаем, то есть сливками, разбавленными теплой водой. Матроско, со своей стороны, был замечательно привязан к ней: он ходил с нею в огород, в сад, в поле, одним словом, бегал за нею повсюду, как собачонка. Он спал, обыкновенно, на мягком кресле, рядом с креслом тетушки, но при всяком удобном случае норовил забраться к ней на колени. Если ему удавалось попасть к ней, он, по-видимому, тогда чувствовал себя самым счастливым котом в мире и громко запевал свои песни. Если же старушка гладила его по его мягкой, шелковистой спине или чесала у него за ухом, тогда пение его звучало таким самодовольством и делалось так громогласно, что даже слышно было из другой комнаты. Бывало, в таких случаях, разляжется он с полным комфортом, вытянется, одной лапкой легко и осторожно ухватится за тетушкин рукав, приклонит к ней голову со всей своей кошачьей нежностью и грацией и, полузакрыв глаза, сладостно, томно мурлычет…
Я люблю животных и всегда чувствую к ним жалость.
Жестокое обращение с животными возмущает меня… Конечно, какому-нибудь господину ничего не стоит толкнуть, ударить или даже придушить какого-нибудь жалкого, заморенного котенка. Но спрашивается: по какому же праву? За что же это?. . Не за то ли, что это несчастное маленькое животное слабее, беззащитнее какого-нибудь глупого верзилы? Не за то ли, что это животное не может думать так же хорошо, как думаем мы, и не в состоянии говорить с нами человеческим языком, выражать нам свои нужды и желания?. . Но ведь и животное по-своему думает, чувствует, и у него так же есть своя душа!. .Кошка так же, как женщина-мать, защищает своих котят, совершенно забывая о себе и вступая из-за них в бой с неприятелем во сто раз сильнее ее. Если у нее отнимут котят, она несколько дней после того ищет их, чрезвычайно трогательно зовет их к себе, ходит грустная, убитая и жалобно мурлычет. Значит, она по-своему, своею маленькою, кошачьею любовью любит своих детенышей… Собака во сне бредит, лает, визжит: значит, она видит сны; значит, у нее сильно развито воображение. И почем знать! Во сне она, быть может, создает целые поэмы – в собачьем вкусе: может быть, видит себя на охоте, видит какое-нибудь бесконечное болото, покрытое кочками, поросшее густою травой, с массой уток или дупелей, или видит дремучий лес и шмыгающих в его полумраке волков, зайцев и лисиц… Иные животные, как, например, лошадь, олень, умирая, плачут и смотрят на окружающих так грустно, так печально, что и сомневаться нельзя в том, что они в эти горькие минуты, действительно, тоскуют, скорбят душой…