Михаил Савеличев
Мабуль
Сделай себе ковчег из дерева гофер.
Утром Гноил задушил жену.
Она лежала на животе, а он сидел сверху, крепче стискивая панцирь. Клешни ее впивались в твердь, вырывая огромные студенистые куски почвы. Пот бежал по лицу, плечам, спине Гноила, превращаясь в стебли и пытаясь укорениться в извивающемся теле. Аммониты почуяли добычу и с легким свистом плыли в вышине, бросая тень на Сад. Молодые и полупрозрачные, с темными зигзагами на раковинах, тянули к задыхающейся нефелим щупальца, а старые, огромные, с потрескавшимися краями, терпеливо ожидали исхода. Наконец панцирь лопнул, Гноиловы пальцы уперлись в плоть. Тело затихло.
Гноил сполз на землю, разглядывая испачканные вонючей желчью руки. Все вокруг шевелилось, принимая в себя то, что уже не могло случиться. Тысячи и миллионы потомков, которые так и не родились, обращались, сгущались, затвердевали. Ложились черными пластами глубоко под землей. Разливались там же огромными маслянистыми океанами. Каменели ужасными чудищами, за миллионы лет выраставшими до высоты колена несостоявшегося отца.
Жадный ветер выдувал песок с мертвого тела. Щупальца аммонитов настойчиво искали остатки плоти среди плотных зарослей колючих кустарников, в которые превратился панцирь. Гноил, изголодавшись, оторвал кусок и запихал в рот. Вкус хлеба. Свежеиспеченного хлеба.
Он почувствовал нечто вроде раскаяния – жена не могла быть такой вкусной.«Где твоя жена, Гноил?»
Он вздрогнул. Как гебарим так быстро узнал? Свет Сада застилал зрение, пот, выпустивший молодую листву, лез в глаза, и Гноил принялся торопливо обрывать растения. Но это всего лишь молодой аммонит, на дне раковины которого еще не иссохли капли океана Дирака, бездумно повторял слова гебарима, которые тот не раз уже обращал ко Гноилу. Старый аммонит, догадавшись, в чем дело, схватил его, раздавил, растер в порошок и пустил густой метелью, от которой пот немедленно высох, листва опала, и Гноил рассмотрел растущую с запада тень.
Гебарим нависал плотной грозовой тучей, разглядывая побоище. От нефелим ничего не осталось, только нанесенные земле раны медленно заполнялись коллоидом и затягивались. Гноил сидел на камне и счищал грязь с пальцев.
– Где твоя жена, Гноил? – спросил гебарим.
Говорить не хотелось, и Гноил пожал плечами.
– Разве ты не сторож жене своей? – Гебарим сложил крылья и опустил голову к земле, будто обнюхивая место преступления.
– Она ушла в деревню, – солгал Гноил и махнул в сторону, где в густой грязи лежали огромные тела соплеменников. Они продолжали дремать, не желая пробуждаться после свадебного пира. Лишь староста, единственный из всех озаботившийся укрыть себя травой и кустарником, похрапывал не столь глубоко и протяжно, словно прислушиваясь к разговору Гноила и гебарима.
– Гноил, Гноил, – печально сказал великий город гебарим, – девятьсот лет ты ходишь предо мной, и все не оставляешь надежды обмануть меня. К чему? Разве племя дало тебе плохую жену? Я сотворил ее совершенной. В ее генах я смешал все лучшее, что только удалось найти, – в ней цепочки ДНК твоих сестер и матерей, твоих братьев и отцов, в ней эволюция и революция, вашим потомкам предстояло населить мир, становясь сильнее с каждым десятитысячным поколением. А что ты сделал с ними? Превратил в каменный уголь и нефть?