Владислав Клевакин
Время Петра
© Владислав Клевакин, 2023
© ООО «Издательство АСТ», 2023
Глава 1
Регентша
На Москве раздался глухой тревожный набат колоколов Успенского собора. Толпа, сгрудившаяся у красных кирпичных стен Кремлевских башен, сиротливо охала и крестилась.
– Царь умер! – пронес над ней ветер обрывки слов патриарха Иокима.
Меж ног толпы просунулась плешивая голова юродивого, не то со стоном, не то с яростным криком:
– Царь православный умер, а царевич Петр с еретиками латинскими дружбу водит. Латинские обычаи привечает. Антихрист он.
Стрелец, едва сдерживающий толпу, покосился на юродивого и загнутым носком кожаного сапога ударил его по изможденному, грязному лицу:
– Ты чего несешь, сучий сын. Царскую особу хаишь?
Юродивый завопил от боли и уткнулся головой в талый, с черными проплешинами апрельский снег. Из его головы, с небрежно торчащими клочьями волос, в грязную жижу тянулись тонкие струйки алой крови. Бабы тотчас протянули к служивому руки, стремясь ухватить его за уши, щеки и губы, словно лебеди-шипуны.
– Ты пошто святого человека изобидел, ирод? – злобно заорали мужики, обступившие стрельца.
– Креста на тебе нет, злодей! – понеслось со всех сторон из толпы.
Стрелец испуганно шарахнулся. Толпа наступала на него, стремясь ухватить руками, сгрести и, кинув себе под ноги, затоптать, как полудохлую амбарную мышь.
– Ну, назад все, псы! – к стрельцу тотчас на помощь подскочили еще несколько служивых. – Над царевичем потешаться посмели, смерды?
Стрельцы принялись оттеснять разномастную толпу к покатым избам Посадской Ямской слободы.
– Дави их, братцы, – разносилось тревожным криком средь стрелецкого строя.
Стрельцы выдавливали посадских людишек с площади своей широкой грудью и черенками бердышей. Из Спасской башни по мосту к Лобному месту спустился дородный боярин в соболиной шубе и бобровой шапке.
Развернув широкую грамоту, он обвел кривым взглядом площадь и прочел первую строку:
– «Государь наш, Федор Алексеич, почил волею Господа и нарек наследниками царства своего царевича Петра Лексеича, от матери его Натальи Нарышкиной, и царевича Ивана Лексеича, от матери его царевны Марии Милославской. На то будет воля царская и сие завещание».
Народ сиротливо охнул и замолчал.
Боярин сплюнул на снег кровавый сгусток и продолжил:
– А кто сие завещание не примет, тот волею Государей Московских будет обезглавлен. Соправителем же сих государей державы нашей, ввиду их малых лет, Господь дал в соизволение царевну нашу Софью Алексеевну Милославскую, то бишь сестру их. На том целуйте крест и идите с Богом!
Но взбудораженная толпа посадских людей уже не желала расходиться. В сторону строя стрельцов полетели проклятья и комья смерзшейся земли.
– Ироды! – вновь голосили бабы.
– Каина дети, – вторили им мужики в изношенных зипунах.
Народное волнение распалялось все больше и больше, и уже никто не обращал внимания на затихшее, окровавленное тело юродивого, лежащее на почерневшем от копоти снегу. У одноглазого мужичка с жидкой бородкой в заиндевевших от холода руках блеснуло каленое лезвие ножа. Он прильнул к рыжей толстой бабе в разноцветном платке и тут же отпрянул от нее, пытаясь скрыться в толпе.