Сергей Мельников
Не задохнуться
Время падения равно квадратному корню из двойной высоты, делённой на скорость свободного падения у поверхности Земли. Плюс-минус незначительная погрешность, связанная с влажностью, высотой над уровнем моря, направлением ветра.
Вес тела и его очертания тоже имеют значение, но этим параметром можно пренебречь. Пятьдесят пять килограмм массы и вполне аэродинамическая форма не внесут серьёзных поправок в результат. Итого две целых тридцать четыре сотых секунды, если округлить. Такая мелочь, мгновение, по сравнению с тем, что уже за спиной и вечностью впереди. Ветер, кстати, довольно сильный. Может изменить траекторию. Хорошо, что параллельно фасаду, а не навстречу. Не хватало влететь к кому-нибудь в окно или зацепиться за бельевые верёвки. Последний вариант добавил бы комизма в ситуацию, а мне этого не хотелось.
Опять порыв. Меня качнуло в сторону, и я раскинул руки, балансируя на краю. Лёгкая куртка захлопала за спиной чёрными крыльями. Ноябрьский ветер со свистом влетел в правое ухо, вылетел из левого, не задев жизненно-важных органов. Мозг давно ссохся и высыпался невесомой пылью. Жалкие остатки интеллекта сползли ниже, в неприспособленное для этого место: сердце. Ровно столько, чтобы ходить, дышать, доносить ложку до рта и страдать. Большего от меня не требовалось.
Два месяца назад что-то случилось, что-то совсем непонятное. Кожа, обтягивающая моё сердце, вдруг истончилась, нервные окончания вылезли наружу, начала просачиваться кровь. Горячими струйками она касалась синапсов, они запаниковали, они кричали, что горят в огне, и мозг поверил. Он подумал, что огонь выжег кислород, и я задохнулся. Но это не сразу, сначала я совсем ничего не заметил.
Просто расформировали спортшколу и в наш класс пришла новенькая. Я окинул её равнодушным взглядом и опустил глаза обратно под стол, где активно работала моя правая рука, перематывая карандашом кассету.Потом в плечо воткнулся локоть.
– Серёг, смотри, нравится? – зашептала в ухо Саблина.
Я ещё раз поднял глаза. Да, красивая. Необычно красивая. Смуглая кожа, ямочки на щёчках. Чёрные, ехидные, надменные глаза. Каштановые волосы закручены в небрежную причёску без залитых лаком начёсов. В расстёгнутом вороте голубой, почти мужской рубашки, молочный шоколад над острым белым краешком лифа.
Аннушка, классная, смотрит недобро. Этим летом начала потихоньку отъезжать её крыша. Взрослеющие ученики попали под колпак. Только начинало темнеть, она выходила на охоту. Бродила с блокнотом по паркам, заходила в кафе. Напялив красную повязку, дежурила на дискотеках. И писала, писала на листочках клеточку, где, кого, с кем и во сколько видела, чем занимались и в каком состоянии находились. На первом классном часу нового учебного года она тыкала длинным бордовым ногтем, в нашу весёлую компанию и шипела:
– Я всё про вас знаю, я по глазам вашим вижу, когда вы начинаете этим заниматься! Похотливые павианы!
А мы сидели и ржали, бравируя своим тайным знанием.
Надо честно сказать: она ни разу не ошиблась. С этого момента никому из нас легко не было, уж она постаралась.