Ева Ночь
Я научу тебя летать
Глава 1
Варя
Неприятности катятся как лавина с высоких гор. Стоит лишь одному крохотному недоразумению затесаться в твою жизнь, как тут же вырастают проблемищи вселенского масштаба.
Всё началось с вызова к директору на «ковёр».
– Никитина? – голос у Льва Моисеевича как из бочки – глухой, но рокочущий. Зевс-громовержец – так зовут его в народе. – Зайдите ко мне!
Не подумайте ничего такого. Я не какая-то там нерадивая ученица – отнюдь. Угораздило меня окончить педагогический институт и стать учительницей русского языка и литературы. Сеять, так сказать, разумное, доброе и вечное в благодатную почву мягких и светлых детских душ.
Внутренности сжимаются в комок: Лев Моисеевич по пустякам не дёргает. И если уж вызывает к себе, и взгляд карих глаз пронзительно-острый, значит случилось что-то глобальное.
Пока я плетусь медленно к кабинету на полусогнутых ногах, лихорадочно перебираю, где могла накосячить. Журналы вроде заполнила, легендарный 6-А, кажется, нигде не отличился, всё тихо. Классные часы проводятся, полы в классе моются. Хотя какие полы… из-за такой ерунды на эшафот в святую святых не приглашают.
– Вот что, Никитина, – Лев Моисеевич стоит, упираясь обеими руками в стол, отчего лицо его – почти на уровне с моим. Ну, а я стою навытяжку, как положено: живот втянут, руки по швам, сердце в пятках, – вы где работаете?
Всем известно: директор любит задавать вопросы. Главное – отвечать быстро и чётко, желательно не задумываясь. Материал должен отскакивать от зубов. У него и на уроках так отвечают. Кто мямлит, тот остаётся после уроков. Учить.
– В гимназии! – бодро чеканю я, лихорадочно соображая, за что мне сие.
– Неверный ответ, Варвара Андреевна, – сверлит меня суровым взглядом Лев Моисеевич. – Не в гимназии, а в образцово-показательной гимназии!
У него нос на губу налезает. А ещё брови белые клочками.
И причёска Эйнштейновская. То есть, это Льву Моисеевичу так хочется: там, где у знаменитого учёного волосы кучерявились, у директора – лысина. Тотальная. И вот эти седые космы нимбом вокруг неё – просто безобразие. Так и хочется то ли дёрнуть, то ли причесать. А лучше всего – побрить. Налысо. Ну, или коротенько подстричь на худой конец. Под троечку. Ой, что-то я не о том думаю…Директор многозначительно поднимает узловатый палец и, я так понимаю, мне надо изобразить подобострастие. Ну, конечно. Футы-нуты. А меня с улицы взяли, от очистков очистили.
Он что-то ещё вещает возвышенно, а я делаю вид, что слушаю.
– Что у вас с Драконовым? – бабахает он неожиданно и оглушительно. А? Кто здесь? Никого нет дома! Нет меня, нет!
Зелёная тоска заливает с ног до головы. Я, наверное, тоже зеленею под пристально-суровым взором Зевса-громовержца.
– А что у меня с ним может быть, простите? – осторожно пытаюсь блеять я, но Льву Моисеевичу плевать на остатки моего достоинства.
– У вас к мальчику стойкая неприязнь. Вы предвзято относитесь к ребёнку. Вчера опять приходила его мать. Грозилась, что в следующий раз придёт отец. Я специально посмотрел журнал 6-А. Там же проб негде ставить от ваших двоек! Вы затретировали ученика, Варвара Андреевна, вот что я вам скажу!