Читать онлайн «Ментальное пространство России»

© Сергей Глузман, 2010

© Издательство «Алетейя» (СПб. ), 2010

© «Алетейя. Историческая книга», 2010

Ментальное пространство России

Русское православие, культура и политика базируются па двух источниках— западной и восточной мифологии.

Западная мифология отражена в античном римском мифе «вечного города», ставшего впоследствии идеологической основой европейской цивилизации. Восточная мифология основывается на библейской традиции и реализуется в мифе Священной книги.

В России эти два мифологических направления сошлись в едином потоке, что обусловило уникальное развитие русской истории.

В книге проведен анализ динамики воплощения восточной и западной мифологии в русской культуре и государственной идеологии, образующих общее ментальное пространство России.

Глава 1

Между Востоком и Западом

Каждый народ интуитивно чувствует свое историческое предназначение и направление своего исторического пути. Древние римляне искренне верили, что они рождены править миром. У арабов до сих пор нет сомнений, что их языком говорит Бог. Русские же, пытаясь назвать себя и определить собственное предназначение, повторяют сакраментальную тютчевскую фразу— «Умом Россию не понять…», ощущая в этих словах величественную тайну и тягостный внутренний разлом.

В истории человечества, наверное, не было народа, так остро ощущавшего в себе состояние внутренней раздвоенности, народа ищущего счастья одновременно на небе и на земле, в идеалистических грезах религии и кровавых идеях революции, в одновременном желании богатой, спокойной, сытой, но при этом непременно духовной жизни.

Русский народ-богоносец, названный так в XVI веке монахом Фило-феем, утверждавшим, что «Москва— третий Рим, а четвертому не бывать», принял свое пророческое имя и согласился со своей мессианской ролью, повторяя слова псковского старца уже полтысячелетия. Это, впрочем, не помешало ему стать первым на земле народом, разбившим алтари и отменившим Бога ради светлого будущего, которое впоследствии оказалось лишь темным прошлым.

Классики великой русской литературы, кожей чувствовавшие странные и страшные ментальные вихри, зарождающиеся над огромной страной, вновь и вновь воссоздавали эту удивительную двойственность, как будто являющуюся человеку едва очнувшемуся ото сна и с ужасом видящему в зеркале свое собственное, но уже совсем иное лицо.

Слова поэтов, давших имя и характеристику народу, сказанные как будто бы вскользь, без нажима, без обличения, западают в коллективную память и повторяются в виде идиом, в которых каждый человек и весь народ видит и находит себя. Здесь пушкинский «русский бунт, бессмысленный и беспощадный» соседствует с пушкинским же «народ безмолвствует», и все знают, что все это об одном и том же народе. И блоковское «Да, скифы мы! Да, азиаты мы, с раскосыми и жадными очами», но не одни, а со Христом «в белом венчике из роз», явившимся из другой поэмы, но из той же самой русской жизни. И у Достоевского святой бессребреник, князь Лев Николаевич Мышкин, лучшим другом своим имеет капиталиста и убийцу Парфёна Рогожина, а ницшеанствующий убийца Родион Раскольников любит святую проститутку Соню Мармеладову. Парадокс русской жизни состоит в том, что все это – сущая правда.