Мария Степанова
Священная зима 20/21
© Новое издательство, 2021
I
Я выехал в Россию верхом на коне.
Дело было зимою.
Шел снег.
Приключения барона Мюнхгаузена А зима такая стоит по дворам:Как дубКак срубКак храмЛетучие фракции снежного прахаПикируют кавалеристамиНа повинную головуНа самую ее маковкуПора в зимнюю спячку:Как труп разъятый в пустыне лежатыйКак остановите-вагоновожатыйКак положеноЛежать, где уложеноЖил был заяц со своей лисицейУ самого синего моряОни жили в ветхой землянкеПотом построили дóмы:У лисы стала избушка ледяная,У зайца, говорят, слюдяная,Из чистых заячьих слезок,Из грустной слюны капустнойЖили-жили, никого не ели,На праздники пускали фейерверки. – Видела сон: стол. А на том столе
Не стоял, но лежал прекрасный человек.
И на нем было надето:
одежда серая, соболем опушенная.
– Матушка, Всемилостивейшая Государыня!
– Марморный мой красавец.
Мой голубчик бесценный и беспримерный.
Право, крупно тебя люблю. Сам смотри.
Тут-то и все уснуло:И ветер в трубе, и огонь в очаге,И боль в голове, и в кране вода. Тут-то и все застыло:И парикмахерша в халате после смены,Вытянув ноги, глаза полузакрыв. И бездомный в остановившемся трамвае,И светофор, едва зажегший желтый свет,И в зимнем воздухе дубинки полицейских,И небо желтое, подпертое столбами пара,И люди в шубах шапках автозаках,И люди, находящиеся по месту жительстваС полупрозрачными домашними растениями,C неговорящими домашними животными,С вещами теплыми, с напитками холоднымиМы, переложенные снегом для сохранности,Как папиросною бумагою картинки,Вдруг стали стоп. Как вспомню, как собирался на пожизненное —Тогда первый раз во мне закоченела душа,Словно знала, чему ей теперь пора учиться, —И жена плачет, и друзей двое, кто посмелее,А дочка в отъезде, вернется, а меня нет,И уже светает, а я полночи жег документы и рукописи,Ни одежды не взял, ни рабов не выбрал в дорогу. Как вспомню – и сразу уже на корабле,Море вокруг, и на палубе тоже море,Кормчий молится, рев вод, мат матросов,Хлещет в ноздри волна, а я знай пишу,Поглядим, кто раньше устанет, буря ли, жалоба. Как мы оказались в этом шкафу?(Как я оказалась в этом гробу?)Кажется, мы не одни в этом шкафу:Косматые допотопные шкуры,Смерзшееся, в льдинках, руно,Шубы с глубокими темными берегами,Блуждаешь в них (блуждаем в них) как в лесу,Запах грозный, морозный, дело к закату,Оспинами на снегу следы. В стороне чужой и дальнейГроб качается хрустальный,Снег валит, горит звезда,Ходит гроб туда-сюдаНад землей пустого места,Спит во льду твоя невеста. Снится Мари Штальбаум,Что она в глубоком колодце —В рукаве папашиной шубы:Тесно, темно, пахнет нафталином,Шуршит шелковая подкладка,По стенкам банки и банкиС летним малиновым вареньем,Белый-белый свет в конце туннеля,Лесенка круче и круче,Ступеньки реже и реже. …Снится Лариной Татьяне,Что она выбегает навстречу,А земля давно уже остыла:По колена в снегу колонныБарского дедовского дома,Ни тропинки, замело дорогу,Замело по крест колокольню. На кладбище не видать надгробий.
За сугробом, розовым от солнца,Как ряднина, разбегается равнина. Не сядем в санки, не поедемВ лес еловый ужинать с медведем. Снятся Овидию в ТомахРимские белые гуси. Снится тете Томе КузнецовойНаступленье жизни образцовой. Если у вас в мегаполисе еще помнят обо мне, ссыльном,Знай, кто спросит: я умер, едва приговор огласили. Мертвый живу, хожу, тело донашиваю,Оно послушное – ссыхается на костях. Я здесь чужак, варвар, языка не носитель,Неба коптитель, волосы стали белые,Мертвыми губами учу гетскую грамоту,Мертвыми ногами топчу твердую воду. Что тебе рассказать, чтоб не скучала? СкачутКони по гладкой реке, и стрелы летают,Рыбы торчат изо льда с открытыми ртами,Некому их вынимать. Некому меня понимать. Вино замерзло, стоит само без кувшина,Кусок вина отломлю и сосу, как сиську. Яблок не достать. Ты бы меня не узнала. Местные замотаны в шкуры, на тогу косятся,Только лица и видно, да и те в бороде. Даже звезды здесь не как у людей. Книжечка ты моя, написанная за пазухойВремени, в краях, где таких, как мы, днем с огнем,В Город приди, где каждого видно-слышно,Где что ни слово – с добротной красной каймой,Небритая приди, с застиранною полою,С ногами сбитыми, с наплаканной щекой,Туда, где и мест несчастливых нет,Где что ни площадь – та в уме зацелована,Много не говори: мол, жив, и этого довольно. Сами пускай расспрашивают, если хотят. Таких будет мало, и все с оглядкой. Прочие, так и знай, тебя захотят обидеть,Это ничего: чтобы попасть в руки читателю,Я и сам бы свернулся в трубочку, сам бы на почту себя отнес.
