Noir
ДИАНА КИЛИНА
ЮЛИЯ ПАНЧЕНКО
***
***
Этот старый отель мне посоветовал друг.
Говорил, живописное место, сосны и ели.
''Освежись. На морозном зимнем ветру
проведи отпускные свои недели''.
Всего месяц прошел, как со мной порвала Янмэй.
Но в груди, как и прежде, стучали камни.
Я хотел убежать от города и от людей.
От людей, к которым она прикасалась руками.
Два часа в самолете, автобус, прокат авто.
И по узкой дороге все глубже в зеленую чащу.
Говорили, отелю уже за сто,
но вблизи он казался страшнее и старше.
Управляющий, очень вежливый господин,
был морщинист и стар, (как будто ровесник отеля).
Я ступил за порог прекраснейшей из своих зим.
Я вошел в этот дом,
где прожил две лучших недели.
Номер был небольшой, но уютный,
с видом на лес.
Постояльцев в ту пору было немного.
Снег летел с ослепительно белых небес,
и блестящей змеей извивалась дорога.
В тихом баре я пил раскаленный джин,
под мелодии сонного старого блюза.
И в груди расплавлялись осколки льдин,
и прошедшее не казалось такой обузой.
Я ложился спать, прислонившись спиной к стене.
Счет до ста и обратно,
сны сплетались, как кружево.
Но одной лунной ночью, как будто бы в полусне,
я услышал, как за стеной
заиграла
музыка.
Совершенные ноты ''Ballade pour Adeline'',
беззаботно бежали по клавишам.
Эта светлая музыка чистой любви,
заняла мое сердце до самого краешка.
Кто же этот сосед, в чьих ладонях живет волшебство?
Я дрожал, стуча в двери чужого номера.
Но когда в дверях показалось ее лицо,
мир сошел с мертвой точки,
он стал, как мечта,
огромен.
Ее звали Минчжу.
Я помню ее лицо,
ее длинные пальцы и маленькие ладони.
Ее черные волосы, завязанные венцом.
И глаза,
в которых легко утонешь.
Она так же сбежала из города, как и я.
Так же, как и я,
была брошена и разбита.
Ее руки несмело касались меня,
мои руки снимали ее белый свитер.
Я ласкал ее ночью,
в кромешной тьме.
Целовал ее губы, ключицы, волосы.
Бесконечное счастье цвело во мне,
и ростками тянулось к ее голосу.
Две недели прошли, как короткий час.
Меня ждал мой Гонконг,
живущий на бешеной скорости.
Я совсем не желал говорить: ''прощай''.
И боялся сказать ''люблю'',
из-за глупой гордости.
В девять вечера, я снова стучал в ее дверь.
Мне достаточно было
услышать всего одно слово.
Но она не открыла,
и в сердце моем метель