Аль Квотион
Словоточие
Посвящаю своему возлюбленному чаю с лимоном.
«Я открыл приют для голодных птиц…»
Я открыл приют для голодных птиц,У них сотни крыльев, у них нет лиц. Я кормлю пшеном черных теплых буквБесконечность перьев и жадных рук. И не важно то, что болит в груди,Рядом с ними я становлюсь другим,И учусь все чаще не петь, молчать. Прилетайте, птицы, на горький чай,Посмотреть в обертке красивых словНа мою печаль и мою любовь. Прилетайте есть, прилетайте питьИ, совсем по-птичьи, к утру забыть. Ночью птицы спят, ночью тихо жить,Ночью громче сердце и меньше лжи,По ночам во мне говорят стихи,И светло душе, и шаги легки. Ночью птицы спят, я сижу один,Может быть, прощен, может быть, любим,Зажигая свет в темноте ресниц,Созидая корм для голодных птиц. «И вроде жизнь еще не кончилась…»
И вроде жизнь еще не кончилась,И вроде я не опоздал,Но все же злее одиночество,Когда вокруг шумит вокзал. Поэтом скомканным шатаешься,Устав от дум, от баб, от дел,Жуешь судьбы краюшку-краешек,И улыбаешься в прицел. Мы умираем не от старости,Не от любви, не от войны,От неба синего до крайности,Кричащего у нас в груди. Бросаем все без милосердия,Поэты, юноши из снов,Но на поверхности бессмертияЛежит запекшаяся кровь. И наши души – коридорамиДля пришлой боли всех людей,Мы плачем полночью за шторами,Мы память людных площадей,Времен тоски, времен отчаянья,Не достучавшейся весны,Времен утробного молчанияВсей изувеченной страны. Слова – изведанное зодчество,Слова – топор, слова – стена,Мы убиваем в себе творчествоГлотком дешевого вина. Мы птицы, руки в свет простершие,Мы список сгинувших имен,Мы этим миром перекошены,Но снова прорастаем в нем. Как больно, остро! Знаешь? Чувствуешь?!Закрой глаза и пой, и пой,Мы бьемся насмерть в солнце душами,Мы мир таскаем за собой. Конечно, зло, добро – условности,Все ведомо на свете нам,Вот только не хватает совестиИдти к свободе по телам. Мы гибнем взвешенными пачками,По килограмму на штыки,Поэты, стихотворцы, мальчики,Держатели всея тоски,Бессильные военнопленные,Мы продаемся за гроши,И вырывается вселеннаяИз обесточенной души. Уходим молча. Имя-отчествоПод каждой стонущей строкой. Но все же злее одиночество,Напоенное пустотой. «Ты знаешь вопрос «зачем», ты искал ответа…»
Ты знаешь вопрос «зачем», ты искал ответа,Ты в книгах его искал и искал в глазах. А там, за окном, непослушное рваное летоГуляет забытым ребенком в вечерних дворах.
Там каждое слово – прообраз бесед грядущих,Там каждый вопрос – заключает в себе ответ. Там мир – это холст, на котором рисует душиТот вечный никто, для которого мира нет. Ведь что наша жизнь? Это небо. Пейзаж. Вид с мыса. Два облака, солнце и воздух – ничто на треть. Ты можешь сидеть и искать в этом небе смысл,И можешь расправить крылья и в нем лететь. Два маленьких шага от женщины и до дуэли,Две маленьких песни на струнах натянутых жил. Все просто: пока ты искал своим жестам цели,Я жил. Понимаешь, мой мальчик? Я просто жил. «Ты смотришь в эти буквы беглые…»
Ты смотришь в эти буквы беглые,А я смотрю тебе в висок,Оплавленный земными бедами,Забывший собственный исток,Нелюбящий, холодный, мраморный,Смотрю и вижу весь наш мир,Живущий по жестоким правиламОплаты брошенных квартир,Усталой тихой нелюдимости,Спивающихся болью снов,Убитой сплетнями невинности,Дверей, закрытых на засов. Мир, где голодными сединами,Держась за слабые сердца,Мы все становимся картинамиРуки безликого творца. Холсты. Большие, безымянные,И подпись Бога, как итог. Нас вложат в рамы деревянныеИ закопают точно в срок. И вместо рая – многоточие,И вместо ангела – свечу. Но засыпая в одиночестве,Твое я имя в ночь шепчу. И мысли эти – неоправданны,Они лишь оттиски виска,Пропахшего войной и ладаном,Судьбой текущего в века. Чего мне не хватает? Смелости?Знамен? Тоски? Но все же знай,Любовь к тебе растет до зрелостиИ морем бьется через край,Любовь глубокая, бездонная,Ответь, скажи, я все смогу. Но ты все смотришь в буквы черные,И веришь только в тишину.
