М. Хасан, О. Шаршеналиев, А. Газиев
ТАЛАССКАЯ БИТВА
Документально-художественная повесть о знаменитой битве 751 года н. э. — единственном сражении арабов и китайцев, зафиксированном в истории. Битва явилась поворотным моментом, давшим толчок распространению ислама в средневековом Кыргызстане
Публикуется по книге: Таласская битва. / М. Хасан, О. Шаршеналиев, А. Газиев. — Б. : «Шам», 2005. — 100 с.
Ответственный редактор академик В. Плоских
УДК 82(82)
ББК 84 Ки 7-4
4702300100
---------------
М 455(11) -2005
X —24
ISBN 9967-10-199-7
ТЮРГЕШИ
Каган Сулук Чабыш-чор бежал с поля битвы. Бежал уже пятый день. Маленький отряд всадников редко останавливался на отдых. Лишь только кони, задыхаясь и храпя, начали спотыкаться от усталости, старый сотник сверстник и доверенный кагана, приподнялся на стременах и оглядывал окрестности, отыскивая подходящее место для короткого привала. Редкие селения обходили стороной.
Сейчас любой кетхуда*, позарившись на арабские динары, мог связать сонного владыку тюргешей и выдать победителю. (*Kemxyдa — староста селения) Нет, подальше от глиняных стен и башен с их льстивыми и коварными обитателями, спящими на мягких подушках. Ничего нет безопаснее для кочевника, чем ручей с травянистыми берегами, да кошма, сваленная женщинами из горных аилов.
Только раз удалось сварить мясо. Обычно воины и сам божественный тюргеш-каган довольствовались горсткой талкана*, разведенного в воде. (*Талкан — поджаренная на жиру ячменная мука крупного помола) За пять дней пути каган не проронил и слова. Горькие думы о сегодняшнем дне чередовались с воспоминаниями о былом, давно ушедшем. Думы терзали воспаленный мозг старика, рвали на части изболевшее сердце. И только воспоминания приносили мимолетное облегчение, отвлекали от тяжкой нависшей глыбы страшного и неотвратимого: «Что же теперь будет?». Он — каган. Он должен держать ответ перед своим народом.
С чего и началась беда? Как так случилось, что он, единоличный повелитель всех народов и племен от Черного Иртыша и до Желтой Амударьи на двадцать втором году своего правления оказался в положении беглеца, уклонявшегося от случайной встречи с последним кетхудой своей державы? Почему стертые с лица земли его храброй конницей арабы вдруг оказались победителями:
О, позор! Об этом лучше не думать, что разграблены обозы, что потеряна казна?
Ведь пришлось бросить на поругание мусульманам даже свою любимую жену. О, Тенгри-ата! О, Умай-эне! Где взять силы, чтобы вынести все это?
С чего же началось несчастье народа тюргешей? А может быть и вправду Аллах сильнее, чем Тенгри-ата? Не сделал ли он ошибку, прогнав послов халифа Хиша-ма, когда те предлагали ему принять ислам? Каган хорошо помнил этот день.
Его войска только-только вернулись в Суяб. И в селениях, и в кочевых — веселье, радость. Не было ни одного нищего обозного слуги, который бы не надел новый халат. Конные воины получили месячное жалованье: хочешь — кусок гладкого согдийского шелка, хочешь цену этого куска — 25 полновесных серебряных дирхемов. Праздник возвращения с победой омрачали только вдовы и матери павших воинов.