Лирика Лермонтова
никогда не перестанет
восхищать и волновать
читателей своим героическим
духом, неповторимо
прекрасным содержанием,
музыкой стиха. Небольшая книжка
С. Наровчатого интересна
прежде всего тем, что в
ней поэт говорит о поэте. Влюбленный в творчество
Лермонтова и
понимающий «секрет стиха
изнутри», С. Наровчатов в
свободной манере, с
отступлением в прошлое,
в будущее, в
современность, в личные
воспоминания, рассказывает
читателю о лирике
Лермонтова, о ее непреходящем
значении, о том, что
делает великого поэта
вечно живым. ЛССОВАЯ
историке
ЛИТЕРАТУРНАЯ
БИБЛИОТЕКА
С. НАРОВЧАТОВ
elEPMOHTOBil
®
Заметки поэта
(Издание второе)
ИЗДАТЕЛЬСТВО
«ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
Москва 1970
8Р1
11-30
Оформление художника
И. ВАСИЛЬЕВОЙ
7-2-3_
303-69
В мою жизнь лермонтовские стихи вошли с детства. Свободно и легко я подчинился волнистому ритму
«Русалки», тихим строкам «Ангела», манящей тревожности
«Паруса». Повторяя стихи наизусть, я испытывал то
странное чувство, которое приходит на грани
бодрствования и сна. Реальное смешивалось с нереальным,
четкое с зыбким, и все это вместе было поэзией. Об руку с Лермонтовым входил в меня Врубель,
вернее, его ощущение лермонтовской поэзии. «Демон»,
«Еврейская мелодия», «Русалка» — рисунки в кугане-
ровском издании — неразрывны в моей памяти со
стихами поэта. Позже, в часы раздумчивого горя, выпадающего в
той или иной мере на долю каждого человека, я
повторял либо строки «Сна», либо «Благодарности», либо... бог знает из каких еще стихов, все они мне близки. Так,
в годы войны с неожиданной яркостью вспомнилось не
только «Бородино», но и горькая исповедь умирающего
офицера («Завещание»):
Наедине с-тобою, брат,
Хотел бы я побыть...
5
Маяковский говорил, что своим любимым никогда не
читал собственные стихи, но стихи Блока. Мне лично
кажется, что более светло и печально, чем это сделал
создатель «Молитвы», трудно сказать о любви:
Окружи счастием душу достойную;
Дай ей сопутииков, полных внимания,
Молодость светлую, старость покойную,
Сердцу незлобному мир упования. Облагораживающее воздействие лермонтовской
поэзии особенно было ощутимо в годы испытаний. И, может
быть, никто из русских поэтов не оказал такого влияния
на мое поколение, как Лермонтов. Все большее в нем
становилось созвучно, по мере того как мы взрослели. Если «Парус» был символом нашей тревожной юности,
то строки «Бородина» стали однозвучными с
горько-горделивыми словами людей, сызнова защищавших
Москву. Потом в «Песне про ... купца Калашникова» мы
находили ответ на мучивший нас вопрос о достоинстве
человека перед лицом истории. <«Валерик»> ставил
нас перед проблемой войны, которую до сих пор решает
весь мир. А в его лирике каждый из нас постигал «цель
упований и страстей». Моей книге предпослан заголовок: «Заметки поэта». Это не биография, не исследование, не критический
очерк, а именно заметки на полях лермонтовских
стихов. В какой мере они будут интересными, зависит от
того, насколько верно я выражу соответствие между
«толпой надежд и дум», «созвучьем слов живых» и
отзвуком, пробужденным ими в нас.