Пантелеев Лонгин Фёдорович
Из воспоминаний прошлого
Л. Ф. Пантелеев
Из воспоминаний прошлого
Книга первая
Предисловие
Мне самому никогда не приходила мысль писать какие-нибудь мемуары; но мои случайные экскурсии в область прошлого вызвали со стороны друзей и даже посторонних лиц неоднократные настояния, чтобы я продолжал их. Уступая этому давлению и располагая досугом, я взялся за перо; но и тут предпочел форму отдельных очерков. Однако в них я нередко выходил из пределов поставленной темы: вспоминалось какое-нибудь обстоятельство, и я отклонялся в сторону, так как не видел впереди подходящего места, куда бы мог его вставить. Хотя я писал исключительно на память (у меня под рукой имелись: автобиография Костомарова, статья В. И. Модестова о В. Г. Васильевском да П. И. Вейнберга о литературных спектаклях), все же в некоторых случаях, если чувствовал неуверенность в своей памяти относительно хронологии или имен, считал необходимым наводить справки. Приношу искреннюю благодарность всем лицам, не отказавшим мне в своем любезном содействии.
К этим строкам считаю нужным добавить. Настоящая книжка составилась из воспоминаний, которые печатались в "Русских ведомостях" (1902-1903 гг. ), сборнике "На славном посту" и "Нашей жизни". Перепечатываются с малыми изменениями лишь для устранения некоторых повторений, да восстановляются те пропуски, которые были неизбежны два года тому назад. Очерк "Земля и воля" был написан за границей, еще в 1903 г.
, и только несколько дополнен по моем возвращении в Петербург. К сожалению, до меня не дошли никакие указания на ошибки, весьма возможные, когда пишешь, руководясь только своей памятью.
I. Приезд в Петербург
1858 г.
Случайно я забрался в Петербург, кажется, за месяц ранее, чем надо было; сначала остановился у одного родственника (Ивана Александр. Введенского), но дня через два разыскал земляка-студента и по его рекомендации перебрался в дом Лерхе (против военного министерства), к старушке немке Екат. Андр. Гроссе. Это было добрейшее существо; у нее имелись две свободные комнаты, и порой она держала до четырех студентов. Даже по тому времени Гроссе брала очень дешево -- помнится, не дороже восьми рублей за квартиру с хорошим содержанием; а кто хотел иметь еще большую чашку кофе со сливками, тот должен был приплачивать тридцать копеек в месяц; на другой год, когда мы поселились у нее целой компанией, то сами прибавили ей по рублю за содержание, а за кофе давали по пятидесяти копеек.
Устроившись у Гроссе, сейчас же пустился на поиски моего приятеля по гимназии, студента Педагогического института Н. В. Воронцова, -- годом старше меня по гимназии. Это был поразительно талантливый юноша; в гимназии Воронцов много читал и особенно увлекался Белинским, хотя, должно быть, и не знал его по имени; помню, старые "Отечественные записки" вечно были в его руках; а он, точно стихи декламируя, с увлечением цитирует Белинского: "Поэзия есть жизнь, жизнь по преимуществу, это -- так сказать трипль-экстракт, квинтэссенция жизни". Его любимым поэтом был Лермонтов, а я стоял за Пушкина; отсюда у нас часто возникали споры, но они не омрачали нашей дружбы. Начальство гимназии, и не без некоторого основания, заподозревало его в вольтерианстве (и ума не приложу, откуда он им мог тогда заразиться!); директор Власов все допекал его темами: "Смерть грешника и праведника" или "верующего и безбожника", "Почему нельзя жить без веры"; Воронцов писал блистательные сочинения, но оставался при своем свободомыслии. Как сын небогатого чиновника, он поступил в Педагогический институт и там шел по физико-математическому отделению.