Читать онлайн «Музыка - радость и боль моя: Воспоминания, письма, ст., интервью»
Автор А. И. Козловский
И. Козловский
МУЗЫКА – РАДОСТЬ И БОЛЬ МОЯ
СТАТЬИ, ИНТЕРВЬЮ, ВОСПОМИНАНИЯ
МИХАИЛ МАТУСОВСКИЙ
Трепетно звучали подголоски,
Как звенят зорянки на заре.
Пел Иван Семенович Козловский,
В Святогорском пел монастыре.
Пел высоким сводам и колоннам,
Окнам пел и пел всему вокруг,
Провожая взглядом просветленным
Каждый улетавший к небу звук.
Этот вскрик челесты, это пенье,
Этот голос, бивший наповал,
Старомодным словом “вдохновенье”
С полным правом я тогда назвал.
Он не смел давать себе поблажки,
Да и наши не щадил сердца,
Наделенный горестным и тяжким
Дарованьем русского певца.
Пел, как будто истово молился
В звездной пушкинской тиши.
Пел, как будто с ближними делился
Тайными богатствами души.
Главным здесь была не верность нотам
И пожалуй, даже не вокал, —
Он как будто бы потерянное что-то
Долго и мучительно искал.
Пел, как будто он решился разом
Подвести прошедшему итог.
Пел не потому, что был обязан,
Потому что он не петь не мог.
Звон вечерний слышался нам что-ли,
Виделся ли в поле санный след,
Это было все, как приступ боли,
От которой избавленья нет.
Я стоял, в одно на свете веря,
Весь отдавшись чувству одному,
Будто бы и я в какой-то мере
Был причастен к таинству тому.
МОЙ ОТЕЦ — Иван Семенович Козловский
Я не специалист, не музыковед... И об Иване Семеновиче Козловском, моем отце, написано достаточно много.
Я просто расскажу вам, о чем часто думаю и что забыть мне немыслимо; просто поделюсь некоторыми жизненными впечатлениями, связанными с отцом, которого мне все больше и больше не хватает...
... Отец не был аскетом. Он был очень живым и обаятельным человеком. Любил шутить, провозглашать длинные тосты, разыгрывать друзей, проявляя при этом бурную фантазию и даже озорство; любил лошадей, любил играть в теннис, плавать в море; говорил женщинам замечательные комплименты, галантные, изысканные, даже если его соседке на каком-нибудь банкете было за восемьдесят, любил животных, детей...
Но больше всего на свете он любил Музыку. И ради этой великой своей страсти готов был жертвовать всем. Бог наградил его удивительными вокальными данными. И отец свято берег этот божий дар, стараясь не растратить понапрасну, не повредить, как будто бы нес за него огромную ответственность перед Богом и людьми. Это был мучительный труд — сохранить голос до старости. Ему это удалось. Но как?!
Отец всегда был сосредоточен на вокале, постоянно думал о голосе, страшился сквозняков, как если бы каждый сквозняк таил в себе смертельную опасность, не позволял себе после концерта сразу выйти на улицу — нужно было “остыть”; самоотверженно старался всегда быть в форме при любых условиях, в любых жизненных ситуациях и в этом отношении был к себе беспощаден. Режим стал неотъемлемой частью его жизни. Верхнее “ре” третьей октавы должно было звучать всегда и во что бы то ни стало...
Из далекого детства до меня долетают не то бабушкины, не то мамины окрики: “Тише! Не балуйтесь! Тише! Папа занимается! Тише, папа репетирует! Тише! Вы что, забыли — у него же спектакль?!”. Трудно было объяснить маленьким детям, что в день спектакля запрещается говорить с папой и, особенно, задавать ему вопросы — он заставлял себя молчать целый день перед спектаклем — берег голос.
МУЗЫКА – РАДОСТЬ И БОЛЬ МОЯ
СТАТЬИ, ИНТЕРВЬЮ, ВОСПОМИНАНИЯ
МИХАИЛ МАТУСОВСКИЙ
Трепетно звучали подголоски,
Как звенят зорянки на заре.
Пел Иван Семенович Козловский,
В Святогорском пел монастыре.
Пел высоким сводам и колоннам,
Окнам пел и пел всему вокруг,
Провожая взглядом просветленным
Каждый улетавший к небу звук.
Этот вскрик челесты, это пенье,
Этот голос, бивший наповал,
Старомодным словом “вдохновенье”
С полным правом я тогда назвал.
Он не смел давать себе поблажки,
Да и наши не щадил сердца,
Наделенный горестным и тяжким
Дарованьем русского певца.
Пел, как будто истово молился
В звездной пушкинской тиши.
Пел, как будто с ближними делился
Тайными богатствами души.
Главным здесь была не верность нотам
И пожалуй, даже не вокал, —
Он как будто бы потерянное что-то
Долго и мучительно искал.
Пел, как будто он решился разом
Подвести прошедшему итог.
Пел не потому, что был обязан,
Потому что он не петь не мог.
Звон вечерний слышался нам что-ли,
Виделся ли в поле санный след,
Это было все, как приступ боли,
От которой избавленья нет.
Я стоял, в одно на свете веря,
Весь отдавшись чувству одному,
Будто бы и я в какой-то мере
Был причастен к таинству тому.
МОЙ ОТЕЦ — Иван Семенович Козловский
Я не специалист, не музыковед... И об Иване Семеновиче Козловском, моем отце, написано достаточно много.
Я просто расскажу вам, о чем часто думаю и что забыть мне немыслимо; просто поделюсь некоторыми жизненными впечатлениями, связанными с отцом, которого мне все больше и больше не хватает...
... Отец не был аскетом. Он был очень живым и обаятельным человеком. Любил шутить, провозглашать длинные тосты, разыгрывать друзей, проявляя при этом бурную фантазию и даже озорство; любил лошадей, любил играть в теннис, плавать в море; говорил женщинам замечательные комплименты, галантные, изысканные, даже если его соседке на каком-нибудь банкете было за восемьдесят, любил животных, детей...
Но больше всего на свете он любил Музыку. И ради этой великой своей страсти готов был жертвовать всем. Бог наградил его удивительными вокальными данными. И отец свято берег этот божий дар, стараясь не растратить понапрасну, не повредить, как будто бы нес за него огромную ответственность перед Богом и людьми. Это был мучительный труд — сохранить голос до старости. Ему это удалось. Но как?!
Отец всегда был сосредоточен на вокале, постоянно думал о голосе, страшился сквозняков, как если бы каждый сквозняк таил в себе смертельную опасность, не позволял себе после концерта сразу выйти на улицу — нужно было “остыть”; самоотверженно старался всегда быть в форме при любых условиях, в любых жизненных ситуациях и в этом отношении был к себе беспощаден. Режим стал неотъемлемой частью его жизни. Верхнее “ре” третьей октавы должно было звучать всегда и во что бы то ни стало...
Из далекого детства до меня долетают не то бабушкины, не то мамины окрики: “Тише! Не балуйтесь! Тише! Папа занимается! Тише, папа репетирует! Тише! Вы что, забыли — у него же спектакль?!”. Трудно было объяснить маленьким детям, что в день спектакля запрещается говорить с папой и, особенно, задавать ему вопросы — он заставлял себя молчать целый день перед спектаклем — берег голос.
