Илья Масодов
Учитель Пирожников
Хорошо все-таки, что всех моих учеников поселили в каюты на одном этаже! А то пришлось бы бегать по этим крутым корабельным лестницам туда-сюда и проверять, все ли «детки» на месте. А с моим животом особенно не побегаешь. Хотя какие они детки, это девятый да десятый класс! У Марфиной уже такая грудь, как у завуча. Корабль, конечно, не самое подходящее место для воспитательной работы. Не запретишь же им ходить на танцы, а танцы, как назло, длятся до четырех утра. Уже тут тебе и матросы, и папиросы, и прочая дрянь, а девицы и рады потанцевать со взрослыми кавалерами. Никакого сна с ними нет! Да, это была большая ошибка — устраивать плавание на корабле школьников со взрослыми, да еще так долго. Они быстро учатся всему плохому.
Пирожников посмотрел на свои большие авторитетные часы. Уже половина двенадцатого, пора загонять их в каюты. Сегодня целый день так сильно качало, слава Богу, всех давно тошнит, и укладывать силой спать никого не придется. Все и так давно лежат трупами. Крепко держась обеими руками за поручни, Пирожников вышел в коридор. У ребят было уже тихо, а у девочек горел свет, и раздавались голоса. Пирожников постучался и отворил дверь каюты.
— Илья Николаевич, Никольская упала с верхней полки и разбила себе нос, мы кровь ей никак не можем остановить! — заверещала Марфина с большой грудью, едва прикрытой легкой ночной рубашкой. Никольская из 10 Б сидела на постели, задрав голову кверху и зажав нос мокрым от крови платком. Пирожников нахмурился.
— Так, Никольская! Пойдем-ка со мной в медпункт, а вы все тушите свет и спать, уже ночь на дворе.
Кроме Марфиной, все остальные девицы уже лежали в койках.
Как хорошо все-таки, что сегодня такая качка!— Марфина, проветри класс, а то у вас тут невозможно заниматься.
За иллюминатором бушевало Черное море. Через мгновение пароход накренился, и в каюту плеснули соленые теплые брызги.
Пирожников испугался и отскочил в сторону.
— Ну хватит, пожалуй.
Марфина закрыла иллюминатор и полезла на верхнюю полку. Илья Николаевич с тоской наблюдал за ее движениями.
— Все улеглись? Ну, спите.
Он вывел Никольскую за ледяную руку в коридор, выключил в каюте свет и закрыл за собою дверь.
— Сильно ударилась? — спросил он, оглядывая ее ночную рубашку с пятнами крови.
— Да нет, это у меня бывает от переутомления, — ответила она, шагая впереди него. Пирожников с удивлением наблюдал за контурами ее юного тела. Его тоже порядочно укачивало. Вот черт, уже в десятом классе, и такая попочка! — подумал он. — Хорошо все-таки работать учителем в старших классах, они ведь еще толком ничего не понимают, и столько мимо тебя проходит таких вот девочек в одних ночных рубашках, без всякого стеснения! А чего стоят упоительные дополнительные занятия до позднего вечера!
Вскоре они добрались до медпункта, но там было уже все заперто. Никольская немного приободрилась.
— У меня уже больше не течет, — сказала она, отнимая от носа платок и пробуя пальцем верхнюю губу и ноздри.
— Ладно, ладно, пойдем-ка я дам тебе какое-нибудь лекарство из нашей школьной аптечки и чистый платок, а то ты вся в крови, будто с Бородинского поля.