Читать онлайн «Стать чернокнижником»

Даррелл Швейцер

Стать чернокнижником

Существует небольшая группа авторов фэнтези, которых я считаю наследниками Лорда Дансени — величайшего мастера этого жанра. Дансени превосходно умел создавать правдоподобные магические миры, населенные не всегда героями: действующими лицами чаще становились божки, злодеи или нарушители спокойствия. Умел он придумывать и подходящие имена для своих персонажей, столь поразительно чуждых нашему миру. Взять, к примеру, дракона Тарадавверуга и волшебника Аллатуриона из «Крепости, непобедимой для всех, кроме Сакнота». Подражать Дансени пытались многие, но мало у кого это хорошо получалось. Среди продолжателей традиции, начатой Дансени, можно назвать Джека Вэнса, Кларка Эштона Смита (с которым читатель уже успел познакомиться, Майкла Ши, а также блистательного мастера, с котором мы вас сейчас познакомим, — Даррела Швейцера (родился в 1952 г. ). С 1991 года Швейцер пишет рассказы о чернокнижнике Секенре. Первым был написан публикуемый здесь рассказ, которой номинировался на премию «World Fantasy Award»; впоследствии произведение было переработано автором и стало началом романа «Маска чернокнижника» (1995).

Вне сомнения, величайший из богов — это Сурат-Кемад, ибо господствует он как над живыми, так и над мертвыми. Великая река берет начало из уст его; река есть голос и слово Сурат-Кемада, и вся жизнь происходит из Реки. Мертвые возвращаются к Сурат-Кемаду по водам или под водой, влекомые неким неведомым течением обратно во чрево бога. Каждый день получаем мы напоминания о Сурат-Кемаде, ибо он сотворил крокодила по образу своему.

Я, Секенре, сын чернокнижника Ваштема, расскажу вам об этом, ибо все это — правда.

I

То, что отец мой — волшебник, я знал с раннего детства. Разве не говорил он с ветрами и водами? Я много раз слышал, как он ведет с ними беседы поздно ночью. Разве не заставлял он вырываться из своих рук пламя, лишь сомкнув и вновь открыв ладони? И он никогда не обжигался, ибо огонь был холоден, как речная вода зимой.

Однажды он открыл ладони, и появилась сверкающая алая бабочка из бумаги и проволоки, но живая. Месяц она летала по дому. Никто не мог поймать ее. Я плакал, когда она умерла и погас свет ее крыльев, оставив после себя лишь полоску пепла.

А еще он владел волшебством рассказчика. К одной из своих историй он каждый раз добавлял продолжение; героем был птенец цапли, которого остальные птицы вытолкали из гнезда за то, что ноги у него были короткие; к тому же у птенца не было ни клюва, ни перьев. Его можно было принять за человека, настолько он не походил на птицу. Посему изгнанник долго странствовал и пережил много приключений среди богов в дальних странах, среди привидений в земле мертвых. Каждый вечер в течение почти целого года отец нашептывал мне продолжение этой истории, будто особую тайну, известную лишь нам двоим. И я никому ее не раскрывал.

Мать тоже умела делать кое-какие вещи, но не выпускала из ладоней пламя и не творила живых существ. Она сооружала геваты — те самые штуки из дерева, проволоки и бумаги, которыми славится Город Тростника. Иногда это были маленькие фигурки, висевшие на палочках и будто оживавшие под дуновением ветра, иногда — огромные переплетения кораблей и городов, звезд и гор. Все это подвешивалось под потолком и медленно вращалось в изощренном и бесконечном танце.