Руслан Белов
Как я таким стал,
или
Шизоэпиэкзистенция
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь,
И горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю.
Когда ты стоишь один на пустом плоскогорье, под
бездонным куполом Азии, в чьей синеве пилот
или ангел разводит изредка свой крахмал;
когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
и сослужить эту службу способен только ты.
Когда появляется Другой, он разом овладевает всем тем, что нам не дано узнать. Он – вместилище нашей тайны, всего того, что живет в нас, но не может быть причислено к истине. Он не является вместилищем ни нашего подобия, ни нашего различия, ни идеальным воплощением того, что мы есть, ни скрытым идеалом того, чего нам недостает, – он вместилище того, что ускользает от нас, место, через которое мы ускользаем сами от себя. Этот Другой – не воплощение желания или отчуждения; он – воплощение помутнения разума, затмения, появления и исчезновения, мерцания существа. Ведомо, что понятие Другого никогда не возможно объяснить, прибегая к словам, выражающим желание; ведомо, что субъект ошибается, стремясь к тому, что он любит; ведомо, что каждое высказывание ошибочно в своей безнадежной попытке выразить то, что оно стремится выразить. Тайна всегда принадлежит искусственному. Это и вынуждает искать Другого не в ужасающей иллюзии диалога, но устремляться в своих поисках в иные места, следовать за ним подобно его тени, очерчивая вокруг него некую линию, навсегда отказавшись быть самим собой, но не став при этом окончательно чуждым самому себе, следовать, не вписываясь в образ Другого, в эту странную форму, пришедшую извне, в это тайное обличие, повелевающее событийными процессами и необычайными экзистенциями.
Другой – это то, что позволяет мне не повторяться до бесконечности.1
Как я таким стал?. . Этот вопрос занимал меня давно, но взялся я за его разрешение вплотную, лишь наткнувшись на "Свободное падение" Уильяма Голдинга. Книга читалась с интересом, скоро, впрочем, угасшим. Разочарованный, я взялся за предисловие – может, что недопонял? – и узнал, что автор – великий мастер, нобелевский лауреат, а роман сложный, умело построенный и со смыслом, потому что в нем мочатся в начале (первая любовь героя), мочатся в середине (сам герой на алтарь), мочатся в конце (сломленная героем женщина).
"Премии дают, потому что они существуют", – подумал я, закрывая книгу. Сконструировал великий мастер сюжет с интригующим названием, мазнул серой краской, мазнул черной, и заключил, что человек появляется, чтобы лечь в могилу полуразложившейся в моральном плане личностью. И еще этот вопрос:
– Как я таким стал?
Не "Кто меня таким сделал?", а именно "Как я таким стал?" То есть "Как и когда я совершил грех, за который Бог отвернулся от меня?" А эта фраза, "Меня завели, и я тикаю", противоречащая вопросу? Короче, взялся писать о больном, но потом увидел воочию кислое лицо редактора, вздохнул, жалея себя, малодушного, и превратил боль в роман. А правда осталась в мусорной корзине. Смогу ли я не отправить свою правду туда же?